«Хороший немец – мертвый немец». Чужая война

Ему пришлось выйти на работу в августе, на две недели раньше срока, чтобы потом, осенью, на законных основаниях догулять свое. Шеф, правда, никак не хотел отпускать — дел завались, до Нового года не разгрести. Но потом, узнав, куда и зачем он едет, сменил гнев на милость и разрешил отлучиться на недельку. Но взял с Макса твердое обещание, что он при встрече с Борькой Меером обязательно обговорит условия новой и очень выгодной сделки, которая обещала принести немалую прибыль. Макс, разумеется, слово свое дал — честное, пионерское…

Так у него в Берлине оказалось сразу два дела — во-первых, отблагодарить Борьку за помощь (две бутылки коньяка уже лежали в чемодане), а во-вторых, исполнить просьбу Марка Сергеевича. Или приказ, если хотите. И лучше без решения домой не возвращаться…

Значит, надо напоить Борьку и уговорить посмотреть контракт. Задача не то чтобы трудная, но и непростая — ведь ему тоже придется пить (Борька принципиально в одиночку не употреблял), а у него в последнее время сложилось стойкое неприятие алкоголя. После того памятного вечера, когда он перебрал с коньяком на семейном обеде Штауфов…

Макс вздохнул, припоминая недавнее прошлое (или давнее — все-таки 1942 год), и по армейской привычке переложил чемодан в левую руку. А потом пошел искать нужную платформу — чтобы пересесть на другой поезд и добираться до центра Берлина. Благо ехать всего ничего — полчаса от силы, причем в весьма комфортных условиях. В отличие от российских электричек, немецкие отличались большим удобством — мягкими креслами, широкими проходами и плавным ходом. Никакой тебе тряски на рельсах и привычного стука колес… И главное — ходили строго по расписанию, хоть часы проверяй.

Кстати о часах. Макс выбросил их сразу после возвращения из прошлого. Закинул далеко в реку, на самую середину. Чтобы никто их больше не завел и никуда не попал. А то действительно — мало ли что…

И, конечно, он ни словом не обмолвился о них Марте, когда гостил у нее — как будто и не было их вовсе. Передал один позолоченный медальон с фотографией и запиской Штауфа. Старушка взглянула на снимок и залилась тихими, счастливыми слезами. Это ведь медальон ее погибшего отца…

Встреча произошла в небольшом двухэтажном домике почти в самом центре Эрфурта. Раньше это была окраина города, земля стоила недорого, вот отец Генриха, Фридрих Ремер, и приобрел ее, когда женился на дочери пастора. Выстроил свой дом, вырастил детей…

Теперь город разросся, и родовое гнездо Ремеров оказалось на одной из центральных улиц. Но выглядело оно так же, как тогда на фотографии, которую в гжатском госпитале показал ему Генрих: небольшой, уютный домик с палисадником у крыльца. Из него Генрих ушел на войну, в него же возвратился после ее окончания. В семейное гнездо Ремеров перебралась из Берлина и Инга, а затем — Эльза Штауф. С Мартой и маленьким Герхардом. Она, кстати, так и не вышла замуж, осталась верна своему мужу, сгинувшему в 1942 году в далекой России…

Людей в этом доме всегда было много: Генрих с Ингой, Эльза со своими двумя детьми, да еще в гости часто заходили замужние сестры Генриха с чадами и домочадцами. Затем Инга родила своих малышей — сначала мальчика, а через год — девочек-двойняшек. Детский смех звучал в комнатах, наполняя их жизнью и весельем, в доме было тепло и уютно. Хотя подчас и тесновато…

После войны Эльза Штауф не вернулась в Берлин — некуда было, в их дом попала бомба, а родители Петера погибли. У нее тоже из близких родственников никого не осталось. Вот и решила жить вместе с Ингой. Та была только рада — легче растить и воспитывать детей, Генрих тем более не возражал. Так они и жили все вместе — Штауфы и Ремеры.

Дети Генриха и Инги выросли, разъехались кто куда, скончалась в самом конце девяностых Эльза Штауф, а через пять лет и Генрих. А потом и Инга ушла из жизни.

Сын Эльзы, Герхард, уехал после института в Америку, остался в США, обзавелся семьей. Марта с годами осталась в доме одна — личная жизнь у нее не сложилась. За ней ухаживали родственники — помогали по хозяйству, готовили еду, приносили продукты из магазина. Марта, к счастью, несмотря на почтенный возраст была еще достаточно активна — сама ходила по воскресеньям на рынок и обслуживала себя. А также принимала гостей, участвовала во всех семейных торжествах и праздниках.

Она очень обрадовалась приезду Макса, и они быстро нашли общий язык. Макс с трудом узнал в этой седой, почтенной, благообразной фрау прежнюю веселую, непоседливую Марту. Как безжалостно время!

Старушка достала из комода большой семейный альбом и начала показывать семейные фотографии. Пожелтевшие, выцветшие… Макс с большим интересом разглядывал их: вот он (то есть Петер Штауф) с женой и дочкой в Зоологическом саду, вот они на семейном обеде в честь его награждения, а вот у дома на Кроненштрассе. Этот снимок был сделан самым последним, прямо накануне его отъезда…