«Хороший немец – мертвый немец». Чужая война

Макс вошел в штаб и, как положено, отдал честь майору. Немолодой, седоватый, подтянутый Хопман являл собой пример настоящего прусского офицера, причем старой закалки. Он вырос в Восточной Пруссии и начал карьеру еще в Первую мировую. Сражался на Восточном фронте и прошел все ступени — от рядового до лейтенанта. Был дважды ранен и дважды же награжден за храбрость Железным крестом. Но после войны его, как и многих других офицеров, отправили в отставку.

Хопман сильно тосковал по армии, долго не мог найти себе место, пока наконец не устроился управляющим в большое поместье. Быстро навел там порядок, установил почти военную дисциплину, и владелец латифундии был им очень доволен. Чего не скажешь о местных крестьянах — те возненавидели «проклятого пруссака». В конце концов после нескольких стычек ему пришлось уйти, и майор опять затосковал. Но тут, к счастью, началось формирование новой армии и о Хопмане вспомнили.

Вместо позорного Рейхсвера шло создание вермахта, и бывший лейтенант вновь оказался при деле. Хопман был счастлив — снова оказался в привычной и любимой армейской среде. В новых войсках он довольно быстро сделал карьеру — уже во время французской кампании был майором, командиром батальона. Все прочили его в оберсты и командиры полка, но как-то на офицерской пьянке майор нелестно отозвался об умственных и полководческих способностях фюрера, что весьма пагубно повлияло на его дальнейшее продвижение по службе.

Сказано было примерно следующее: «Гитлер будет просто идиотом, если начнет войну с русскими. Я хорошо знаю их, четыре года сражался на Восточном фронте. Могу с полной ответственностью заявить — победить Россию нельзя. Конечно, шавка может укусить слона, но загрызть — никогда».

Разговор происходил во время грандиозной пьянки по случаю победы над Францией, все нажрались до поросячьего визга, но кто-то относительно трезвый запомнил и донес наверх. Неосторожное высказывание майора странным образом достигло ушей фюрера, и тот пришел в ярость. Особенно его возмутило сравнение с шавкой.

Гитлер потребовал немедленного увольнения Хопмана, причем с позором, но начальство было другого мнения — не хотело терять способного боевого офицера. Тем более в преддверии новых кампаний… Кое-как удалось замять скандал и отстоять не слишком осторожного в высказываниях офицера. Да и, прямо скажем, многие в штабе разделяли точку зрения майора по поводу полководческих способностей Гитлера…

В общем, Хомпан остался на службе, но его карьере пришел конец. Он храбро сражался в Польше, его батальон первым вошел в Варшаву, но опального майора больше не повышали и не награждали. Когда же Германия напала на Советский Союз, то злопамятный фюрер лично проследил, чтобы болтливого офицера немедленно отправили на Восточный фронт. Пусть воюет там, где был когда-то. Раз так хорошо знает русских…

Хопман безвылазно торчал на фронте — ему не разрешалось даже выезжать из части. А вдруг снова напьется и брякнет что-нибудь не то? Выпить же майор, прямо скажем, любил. Он искренне считал, что крепкие спиртные напитки, и в особенности русская водка, укрепляют характер офицера и делают его тверже. К водке, кстати, он пристрастился еще в Первую мировую и предпочитал ее всем напиткам, даже традиционному шнапсу.

Майор мог спокойно уговорить целую бутылку «беленькой» за вечер (чем не раз приводил в изумление собутыльников), но при этом оставаться относительно трезвым и на ногах. А на следующий день он как ни в чем не бывало командовал солдатами. Сослуживцы в шутку звали его «железной башкой» — потому что у него практически никогда не болела голова с похмелья. Вот такой был майор Хопман…

* * *

— А, наш герой! — радостно приветствовал он Макса и церемонно представил его какому-то штатскому. Шпаку, по-нашему, по-армейски…

Гостем оказался корреспондент берлинской газеты «Дойче альгемайне цайтунг» Гейнц Битнер, у которого имелось чрезвычайно важное задание — написать о молодом офицере, недавно совершившем на Восточном фронте подвиг. Битнер прилетел из самого Берлина и обладал большими полномочиями, а армейское начальство обязано было ему всячески помогать. За этой командировкой стоял сам Геббельс — он что-то задумал по поводу очередной пропагандистской кампании…

Из штаба армии корреспондента немедленно направили к Хопману — рассчитывали, что тот как следует напоит заезжего шпака и наврет ему с три короба. Уж что-что, а говорить майор умел. Более чем отлично…

Однако Хопман на сей раз оказался не в настроении и решил переложить эту почетную обязанность на кого-то другого. Подумал и вспомнил о лейтенанте Петере Штауфе, буквально на днях совершившем героический поступок. Спасти от русского великана фельдфебеля — чем вам не подвиг?