Майор презрительно фыркнул, показывая свое отношение к полякам, а обер-лейтенант тонко рассмеялся. «Но этот пшик, — грустно подумал про себя Макс, — чуть было не прикончил меня».
У него пропала всякая охота разговаривать с майором, и он сделал вид, что читает — залез на верхнюю полку и включил маленькую лампочку на стене. Макс накупил на варшавском вокзале кучу немецких газет и теперь с интересом их просматривал. Надо же знать, что делается на любимой Родине.
Глава 8
В Берлине шел дождь — за окном было пасмурно и сыро. Да и сам город производил унылое впечатление — серое с коричневым. Серые дома, такого же цвета брусчатка, темно-коричневые автомобили и автобусы.
В целом — однообразно и скучно, ничуть не лучше того Берлина, который Макс знал со своего первого посещения. В своем времени. Правда, тогда было много рекламы, город буквально сверкал разноцветными огнями, переливался названиями магазинов и модных ресторанов. И повсюду висели яркие биллборды, рекламирующие очередной голливудский блокбастер.
А в Берлине образца 1942 года улицы и дома украшали лишь военные бумажные плакаты. На них бравые солдаты Рейха, застыв с высоко поднятой головой, горделиво смотрели куда-то вдаль. На фоне любимого фюрера или паукастой свастики…
«Слишком топорная агитация, — решил Макс, — прямолинейная, в лоб. Тоньше бы надо, креативней. Сюда бы наших ребят из рекламного отдела, вот бы они показали класс! Пропагандисты из ведомства доктора Геббельса удавились бы от зависти…»
Макс вышел из здания вокзала Хауптбанхоф и осмотрелся: прямо перед ним лежала площадь, через которую проходили трамвайные пути. В принципе, на трамвае или автобуме он мог добраться до места. До дома Петера Штауфа… Но выбрал другой маршрут.
Макс переложил чемоданчик в левую руку и направился в сторону подземки — очень хотелось еще раз прокатиться на ней, освежить в памяти школьные воспоминания. Когда он впервые оказался в берлинском метро…
По пути Макс обратил внимание, что на всех зданиях висят указатели ближайшего бомбоубежища. Берлин регулярно бомбили, причем в основном ночью. «Надо бы не забыть об этом, — подумал Макс, — а то попадешь под раздачу союзников…»
Станция находилась, разумеется, на том же месте, что и в его время, только была оформлена по-другому. Максу всегда нравилась берлинская подземка — никаких тебе длинных, кишкообразных переходов и бесконечных эскалаторов с торопливо бегущими людьми, лишь небольшие лестницы, которые вели с улицы прямо на перрон. Или на эстакаду, если поезд двигается над землей.
Составы, несмотря на войну, ходили регулярно и даже с завидной точностью, народу было немного — человек десять-пятнадцать в вагоне, в основном пожилые бюргеры и мамаши с детьми. Это потому, понял Макс, что день будничный, а время — самое рабочее. Пассажиры ему приветливо улыбались — всем нравился молодой, симпатичный офицер, да еще с боевыми наградами на новеньком кителе.
Макс доехал до станции «Потсдамерплац», сделал пересадку и уже через десять минут был на месте. Вышел на Лейпцигерштрассе и осмотрелся. Он неплохо знал центр Берлина, выучил еще с того раза, когда им, московским школьникам, в последний день пребывания в германской столице разрешили самим погулять по городу. Учителя поехали за покупками в какой-то модный торговый центр, а почти все одноклассники отправились смотреть новый американский фильм. Макс с ними не пошел — он хотел побыть один, погулять по Берлину и лучше узнать его.
Когда бежишь вместе со всеми по музеям или едешь в экскурсионном автобусе, города не почувствуешь, его можно по-настоящему понять лишь одним способом — передвигаясь на своих двоих, вышагивая километры по улицам и площадям. Макс тогда добросовестно облазил весь центр и был весьма разочарован — ничего примечательного, в основном — скучные жилые дома и стеклянные офисы. Зато план города навсегда остался в его памяти.
Поэтому он сейчас без особого труда нашел Кроненштрассе — небольшую улочку, параллельную центральной Лейпцигерштрассе. Вот и дом двадцать пять, а в нем — квартира шесть, в которой живет его семья. То есть семья лейтенанта Штауфа, конечно.
Макс немного постоял на углу, пытаясь прийти в себя и унять волнение. Кто знает, как пройдет эта встреча? Вдруг Эльза почувствует, что перед ней не тот человек? Женщины очень проницательны, нутром все чуют… А уж своего мужчину — и подавно, тем более если замужем не один год. Петер Штауф был женат на Эльзе уже пять лет, дочке Марте — четыре… Вот тоже проблема — а вдруг не признает? Что тогда? Как ей все объяснить?
Макс докурил сигарету и бросил окурок на тротуар. На него тут же с строго посмотрела проходившая мимо пожилая фрау. «Черт, — вспомнил Макс, — я же немец! Нельзя себя вести, как свинья…» Он нагнулся, подобрал окурок и аккуратно кинул его в урну.
Затем поправил фуражку, одернул китель и решительно направился к зданию.