Хороший немец

— Ты хочешь, чтобы я возненавидела его. Тебе не достаточно, что я с тобой? Ты хочешь, чтобы я его еще и возненавидела? Не получится. Он — моя семья, то, что от нее осталось. Он — это все, что осталось.

— Почитай, — спокойно сказал Джейк. — Тут не о нас.

— Не о нас?

— Нет. Об одном парне с Бургштрассе, у которого все руки в крови. Я даже не знаю, кто он вообще. Но не тот, кого я знал.

— Тогда дай ему возможность рассказать тебе. Пусть он все объяснит. Ты обязан предоставить ему эту возможность.

— Обязан? По мне, пусть он там сгниет на Бургштрассе. Они его охотно приютят.

Он увидел, как у нее окаменело лицо, и, обозлившись на себя, что разозлился, выскочил из комнаты в ванную, хлопнув дверью. Плеснув в лицо водой, он прополоскал рот. Во рту было кисло. Не лучше и его настроение. Не из-за их отношений, если не считать ее защитную реакцию. Его угнетали оправдания — то, что в Берлине говорили все, теперь даже она. Две линии в картах. Никуда не делись, даже после этих документов.

Когда он вернулся, она стояла, уставившись взглядом в пол, там же, где он ее и оставил.

— Извини, — сказал он.

Она молча кивнула, затем повернулась, налила кофе и поставила его на стол.

— Садись, — сказала она, — кофе остынет. — Жест хаусфрау, сигнал того, что все прошло.

Но когда он сел, она продолжала стоять у стола, лицо тревожное.

— Мы не можем оставить его там, — сказала она тихо.

— Ты думаешь, ему будет лучше в союзнической тюрьме? Ведь именно это и имеется в виду, понимаешь? Его за это отдадут под суд. — Он положил руку на папку.

— Я его там не оставлю. Тебе не надо ничего делать. Я сама. Передай своему другу Шефферу, — решительно сказала она.

Он взглянул на нее:

— Я только хочу знать одну вещь.

Она встретилась с ним взглядом.

— Я выбираю тебя, — сказала она.

— Не об этом. Не о нас. Просто я хочу знать. Ты веришь тому, что здесь написано? Чем он занимался?

— Да, — кивнув, еле слышно сказала она.

Он резким движением открыл папку, перевернул страницы и показал на одну из таблиц.

— Вот как долго…

— Не надо.

— Шестьдесят дней, плюс-минус. — Он уже не мог остановиться. — Это показатели смертности. Ты по-прежнему хочешь его вызволить?

Он поднял взгляд и увидел, что ее глаза, полные слез, молча и умоляюще смотрят на него.

— Мы не можем оставить его там. С ними, — сказала она.

Он снова посмотрел на страницу с такими неприятными цифрами и отшвырнул ее в сторону. Две линии.

Почти все утро они избегали друг друга, боясь начать снова. Она ухаживала за Эрихом, а он дорабатывал оставшуюся часть заметок о Ренате для Рона. Материал предназначался для всех, но его статья по крайней мере будет готова к отсылке первой. В полдень появился Розен и осмотрел мальчика.

— Все дело в питании, — сказал он. — А так он здоров.

Джейк обрадовался перерыву, собрал бумаги, торопясь уехать, но, к его удивлению, Лина настояла на том, что поедет вместе с ним, и оставила Эриха с одной из девушек Дэнни.

— Я должен сначала съездить в пресс-центр, — сказал он. — А потом мы можем поехать к Фляйшману.

— Нет, не к Фляйшману, — ответила она, — в другое место, — и больше ничего не сказала, поэтому они ехали молча, устав от разговоров.

В пресс-центре после Потсдамского оживления было тихо, только игроки в покер по-прежнему резались в карты. Джейк быстро передал заметки и на выходе захватил в баре две бутылки пива.

— Держи, — сказал он в джипе, вручая ей одну.

— Не хочу, — сказала она, не столько сердито, сколько хмуро — как небо, обложенное тучами. Она велела ехать в сторону Темпельхофа, и по мере того, как они подъезжали, она все больше мрачнела: лицо оставалось вроде бы спокойным, но от нее все больше веяло непреклонной решимостью.

— Что в аэропорту?

— Нет, дальше, кирхоф. Езжай.

Они въехали на одно из кладбищ, которое простиралось на север от Темпельхофа.

— Куда мы едем?

— Хочу сходить на могилку. Остановись вон там. Цветов нет, ты заметил? Сейчас ни у кого нет цветов.

Вместо этого он увидел двух солдат с бригадой военнопленных, которые копали длинный ряд могил.

— Что происходит? — спросил он одного конвоира. — Ожидаем эпидемию?

— Зиму. Майор сказал, они начнут дохнуть как мухи, как только наступят холода. Готовимся заранее, пока земля не промерзла.

Джейк увидел за скоплением памятников другой ряд свежевырытых могил, за ним еще один. Все кладбище было обезображено оспинами ждущих ям.

На могилке Петера стоял небольшой памятный камень размером с булыжник, вкопанный в бесплодный кусочек земли.

— За могилами никто не смотрит, — сказала Лина. — Раньше я ухаживала. А потом перестала приходить.

— Но сегодня захотела, — обеспокоенно сказал Джейк. — Это из-за Эмиля, да?

— Ты считаешь, будто знаешь все, что он делал, — сказала она, глядя на памятный камень. — Прежде чем судить его, может, тебе следует узнать и об этом.

— Лина, к чему все это? — сказал он мягко. — Это ничего не меняет. Я знаю, что у него был ребенок.

Она некоторое время молча смотрела на камень, затем повернулась к нему:

— Твой. Твой ребенок. Это был твой ребенок.