Хороший отец

– Я – домохозяйка из Коннектикута, – возразила она. – Как я могу их задержать?

– Я просто прошу, – ответил я. – Если хоть что-то можно.

В ее голосе слышалось напряжение.

– Здесь настоящий зоопарк. Дети не понимают, почему тебя нет.

– Я же говорил: Мюррей нашел Фредерика Кобба – того ветерана, что ехал на товарняке с Дэнни.

– Нас на пять минут пускали к Дэнни, – сказала она. – Он спрашивал о тебе. Где ты? Я сказала, что ты идешь по следу, будто мы попали в крутой боевик.

У меня участился пульс.

– Что он сказал?

– Сказал, что его не слишком хорошо кормят. Сказал, что, рассказывая о тюрьме, забывают сказать, что там все время хочется есть.

Я чувствовал, как тревога пробирается в кончики пальцев.

– Он?.. Ты можешь передать ему сообщение? Упомянуть Фредерика Кобба и Марвина Хуплера, посмотреть, как он…

– Пол… – сказала она.

Я замолчал. Молчание встало между нами. Она тихо вздохнула.

– Я говорю это с любовью и прошу тебя выслушать очень внимательно. Если ты хочешь быть рядом с Дэнни, потому что чувствуешь, что мало бывал с ним в детстве, ты должен здесь быть – физически. Должен часами сидеть в комнате ожидания, чтобы получить пять минут свидания, – и не жаловаться. А когда тебе дают всего пять минут, ты должен обнять сына, сидеть с ним, держать за руку, говорить, что ты его любишь. Не обсуждать стратегии и не ковыряться у него в мозгах, ища подробности. Просто обнимать. Потому что сейчас ему нужно это. Адвокаты у него есть. Ему нужен отец.

Мюррей наконец сумел протиснуть нос машины на правую полосу. До выхода оставалась тысяча ярдов.

– На хрен, – процедил он и вывел внедорожник на обочину, разогнал до пятидесяти, объезжая застывшие машины.

– Так, – сказал я Фрэн, – мы едем. Буду через двадцать минут.

– Пол, – перебила она. – Ты меня слышал?

Свободной рукой я потер лицо.

– Слышал. И… ты права. Но я думаю, Дэнни сейчас больше всего нужна свобода, и я…

– Нет, – опять перебила она, – ты не услышал. Ты мечешься, гоняешься за туманом и всеми средствами стараешься держаться в тысяче миль от чувств, которые тебе не нравятся. Малыш, я тебя люблю, но именно этим ты и занимаешься. И я просто… я боюсь, что когда все кончится, ты поймешь, что упустил время, которое мог бы быть с ним.

– Теперь застряли на светофоре, – сказал я. – Мюррей высадит меня перед судом. Только не давай им предъявить обвинения, пока меня нет.

Я нажал отбой. Мюррей рванул на желтый свет и слишком резко вошел в левый поворот. Чуть не задел задом бордюр, но вывернулся, словно от этого зависела его жизнь.

– Злится, – сказал он.

– Нет, не злится. Беспокоится. Считает, что я должен быть там, держать его за руку, а не заниматься… тем, чем я занимаюсь.

Мюррей обогнал автобус, машина на миг вошла во встречный поток. Водитель перед нами мигнул фарами. Мюррей что-то промычал и вернулся на свою полосу.

– Не хочется говорить гадости, – сказал он, – но это ее дело. Работа матерей. Вы и я – мужчины. Мы действуем. Это наша работа. Их – вскармливать и прочее, наша – защищать семью. Мы обеспечиваем семью. Мы за нее деремся. А если кто советует другое, просто не бери в голову.

Он нажал на гудок, спугнув полдюжины пешеходов на переходе.

– Начинаю понимать, почему вы трижды разводились, – сказал я.

Он улыбнулся. Глянул на часы на панели. 3:55.

– Не успеваем, – сказал я.

– Успеем, – возразил он. – Но вам, может, лучше зажмуриться. Будет круто.

В 4:07 Мюррей остановился перед судом. Над правым передним колесом появилась вмятина, которой не было, когда мы выезжали из Игл-Рок, а в машине пахло гарью тормозных колодок, но мы прибыли. Здесь было тесно от машин и пешеходов. Полиция установила барьеры, толпа теснилась на ступенях. В тени стоял новостной фургон с развернутыми тарелками антенн и включенными камерами – гнал в прямой эфир передачу для миллионов американцев.

– Я поставлю машину и найду вас внутри, – крикнул мне в спину Мюррей, и я захлопнул дверцу.

Я потерял шесть минут на входе в здание – предъявлял документы и ждал в очереди, – еще девять перед металлодетектором, когда доставал все из карманов, снимал пиджак, а потом и ботинки. Хорошо, что догадался оставить пулю из квартиры Кобба в машине.

Я снова и снова набирал номер Фрэн, но она не отвечала. Решил, что она в зале и слушание уже началось. Когда я ввалился в коридор, пытаясь на ходу надеть ботинки и пиджак, на стенных часах было 4:30. Впервые за эти недели мне казалось, что у нас есть шанс, что поиски, рассуждения и упрямый отказ терять надежду может окупиться.

У меня зазвонил мобильный. На экране высветилось имя Мюррея.

– Не могу говорить, – отозвался я, – бегу туда.

– Нашли Кобба, – сказал он.

– Кто?

– По пальцам. Помните, я говорил, что он лишился трех пальцев в Афганистане. Ну я послал человека прочесать больницы и морги. Он сейчас позвонил. Тело Кобба в Риверсайде.

– Тело?

– Он пролежал там три дня. Причина смерти, кажется, – ножевые ранения.

Я застыл на месте:

– Он мертв?

Я услышал в трубку, как Мюррей жмет на гудок машины.