Хороший сын, или Происхождение видов

– Слушай, Израиль… Итак положите сии слова Мои в сердце ваше и в душу вашу, и навяжите их в знак на руку свою, и да будут они повязкою над глазами вашими…

В какой-то момент я открыл глаза и увидел, что мой папа, выступающий от лица родственников детей, читает «первое чтение». Его голос, обычно очень низкий и четкий, дрожал и запинался. Широкие плечи были сильно напряжены, что делало его похожим на робота. Чисто выбритые щеки отливали синевой и походили на разлившуюся по лицу гематому. Я повернул голову в сторону скамеек, где сидели члены семьи. Я сразу почувствовал на себе взгляд мамы, словно она до сих пор только и делала, что следила за мной. По ее лицу было видно, что, скажи я хоть слово, она сразу бросится ко мне. Она уже поняла, что я чуть было не упал не по неосторожности, а потому что со мной что-то не так. Возможно, мои щеки стали одного цвета с моей красной шапочкой. Или она заметила мое дрожащее под белой одеждой тело.

– Вот, я предлагаю вам благословение и проклятие… которые я заповедую вам сегодня… – Голос отца оборвался у меня в ушах. Мысли были бессвязными, а время стало прерывистым. Пение птиц удалялось и, наконец, исчезло далеко за спиной.

– Ты что? Спишь? – Голос брата заставил меня очнуться. Открыв глаза, я увидел, что священники, которые держали хлеб и вино, вышли к алтарю и остановились. Только я подумал, что должен подойти к ним, как уже оказался у алтаря. Рука настоятеля была согнута, как длинная сухая и темная ветка. На ее конце, словно полная луна, висела смоченная в вине круглая облатка.

– Тело Христово.

Аминь. Старший брат высунул язык и принял хлебец. Я тоже поднял голову, но открыть рот не смог. Мое горло страшно горело. Вся моя плоть была охвачена жаром. Перед глазами вихрем взметнулась пыль, все предметы приняли странные очертания. Статуя распятого Христа перевернулась, алтарь поднялся над головой, а ветки спирей стали похожи на костлявые человеческие пальцы. Я ощущал, как мои ноги медленно поднимаются вверх. В конце концов весь мир перевернулся, мое тело рухнуло.

– Ючжин! – в уплывающем сознании донесся резкий крик мамы.

– Открой глаза! Ючжин, открой глаза!

Я еле-еле разомкнул тяжелые веки. Через узкую щель появилось страшно бледное мамино лицо.

– Ючжин, у тебя что-то болит?

Я лежал у алтаря на маминых руках. Расширенные черные зрачки мамы сильно дрожали прямо над моим лицом. Я хотел сказать, что мне холодно, но не смог пошевелить губами.

– Может быть, это солнечный удар? Вызвать 119? – спросила беспокойным голосом огромная, словно скала, черная тень, упавшая мне на лоб. Человек заслонил лучи солнца, поэтому я не мог видеть его лицо. Но я подумал, что это должно быть папа, тем более что мама кричала ему: «Скорее же!» А тонкая тень рядом – это, наверное, брат. За его плечами быстро, будто огонь по сухому полю, клубами разрастались черные тучи. Издалека доносилось пение камышовок. А посреди темнеющего неба горело красное солнце.

Глава I Зов из темноты

Меня разбудил запах крови. Он был очень сильный и походил на звук, который, проходя через резонатор, усиливался и отдавался громким эхом вокруг. Все мое тело, казалось, всасывает его в себя. Перед глазами всплывали странные картины. Мутный и желтоватый свет уличных фонарей, выстроившихся вереницей в тумане; речная вода, стремительные потоки которой закручивали воронки внизу у обрыва; валявшийся на мокрой проезжей части алый зонт; строительный брезент на стройке, развевающийся на ветру. Откуда-то сверху доносилось пение какого-то мужчины, язык которого явно заплетался:

                Женщина под дождем, которую забыть не могу.
                Ее забыть не могу…

Мне понадобилось совсем немного времени, чтобы догадаться, что случилось. Не нужно было обладать воображением гения, чтобы предсказать, что произойдет. Это была не реальность и не обрывки сновидения. Это был сигнал, который моя голова посылала телу. Не двигайся, просто лежи! Ведь это расплата. Расплата за то, что ты самовольно перестал принимать лекарство, предотвращающее припадки.

«Прекращение приема лекарства» было для меня сладостным дождем, который орошал мою жизнь-пустыню. И пусть, переживая страшную бурю припадка, я время от времени должен был платить за эту свободу. Все мои чувства, мысли и видения в тот момент предвещали скорый разгул стихии. Беспорядочные галлюцинации – так это можно назвать по-научному.