До двери было всего три-четыре шага, пока тетя проходила это короткое расстояние, она всячески стремилась показать, что не смутилась и не потеряла свой авторитет. Она выпрямила спину и с гордо поднятой головой неторопливо вышла из комнаты. Дверь с грохотом закрылась.
Слова тети эхом отдавались в моей голове. Я опять повернулся к маме и спросил:
— Мама, тетя пришла меня сожрать. Что мне делать? Поддаться или сожрать ее самому?
Мама ничего не отвечала. Она улыбнулась, растянув свои алые, как у Джокера, губы, — мол, делай, как хочешь.
Я повернулся и закрыл тетрадь, оставив непрочитанными несколько страниц. Пусть я сгорал от любопытства узнать, что же такого произошло в «тот день», сейчас не время заниматься чтением. Я убрал тетрадь в ящик стола и оделся во все черное: трусы, тренировочные штаны и футболка. Задвинул жалюзи и босиком стал бесшумно спускаться по лестнице.
Тети не было ни в гостиной, ни на веранде, ни на кухне. Комната мамы была заперта, а причин входить в комнату Хэчжина у нее не было. Я подумал, что она в ванной около прихожей, и прислушался — ни звука. На стойке лежали светлое серое пальто и синяя кожаная сумка, больше похожая на короб для доставки товаров. Она была огромной и крепкой, в ней легко поместилось бы пять порций лапши чачжанмен.
Вдруг я вспомнил прочитанную мной когда-то фразу. Залезть женщине в сумку все равно что заглянуть ей в душу. Меня так и тянуло залезть к ней в сумку, я никогда так не интересовался тетиной душой. Что это за душа такая, которая своими проницательными глазами разглядела в картинке шестилетнего мальчика убийцу матери? Что это за душа, которая вынесла девятилетнему племяннику приговор — хищник? Что за морда у души, которая полностью разрушила жизнь человека под предлогом лечения? Что за сердце у души, которая посмела одна прийти на территорию хищника?
Рядом с «тетиной душой» лежала коробка. Сквозь пластик наверху виднелось ее содержимое — торт размером с гамбургер. Я прошел мимо обеденного стола и через кухню направился к веранде, где стояла стиральная машина. Я двигался беззвучно, затаив дыхание, но в голове стоял шум — Оптимист и Реалист впервые за долгое время стали союзниками и в унисон кричали.
Тетя стояла перед стиральной машиной. Голова вытянута вперед и наклонена немного с сторону, глаза через стеклянную дверь разглядывают содержимое стиральной машины. Зеленые огоньки на панели не горели. Наверно, стирка давно закончилась. Я, держа руки за спиной, встал за тетей. Я чувствовал себя в привычных обстоятельствах — разве что не было тумана и я был дома. Я молча наблюдал за тетей, которая открыла дверцу стиральной машины, пошарила внутри и, схватив конец одеяла, резко вынула его наружу. У меня руки зачесались пнуть ее ногой под зад, запихнуть в стиральную машину и закрыть дверцу.
— Что ты делаешь? — спросил я.
Рука тети резко остановилась, а плечи слегка дернулись. Будь на ее месте мама, она бы широко открыла глаза и громко крикнула мне: «Не подкрадывайся за спиной».
— С чего это ты вдруг постирал одеяло?
Тетя медленно убрала руку и обернулась. Выражение ее лица было спокойным, словно она с самого начала знала, что я был у нее за спиной. Угол одеяла, который она вытянула из стиральной машины, шлепнулся вниз, как рука мертвеца.
— Ты что, описался во сне?
По лицу тети скользнула улыбка, словно ей понравилась эта шутка. Я тоже улыбнулся.
— Ты пришла помочь нам по дому, пока мама в отъезде?
— Нет, я услышала, как запищала стиралка, и просто подошла сюда взглянуть.
Тетя посмотрела на стиральную машину, а потом снова перевела взгляд на меня.
— Стирка же закончилась, верно?
— Оставь, я сам.
Повернувшись полубоком, я отошел от входа на веранду. Скорее выходи, сука.
— Ну, ладно.
Тетя отошла от машинки. Мы стояли с ней лицом к лицу у входа на веранду и мило улыбались друг другу. Тетя просканировала взглядом мою черную одежду, а я смотрел на ее морщинистую шею, похожую на хобот слона. Вдруг я вспомнил прошлые новогодние каникулы, которые мы провели в Японии у горячих источников в Кусацу.