Хорошо забытое старое. Книга 3

Джессика выскочила из дома Мартина, чувствуя, что не может больше находиться рядом с мужем. Не может терпеть пытку, когда одна ее часть рвется к нему, а вторая злится и осуждает. Почему он не соврал? Она бы поверила в любую ложь. Она бы сделала вид, что поверила. Зачем она поперлась с Рикаром в прошлое? Почему они не появились здесь на один день раньше? Или на час позже, чтобы не видеть эту Лушу, которую Джессика уже ненавидела. Имя-то какое дурацкое. Луша-клуша. Джессика пересекла поселок, забежала в лес и рухнула на мшистую кочку возле старого толстого дерева. Расплакалась. Горько. Громко. Как в детстве. Свернулась клубком. Она сама не знала, чего желала сейчас. Чтобы кто-то большой и всемогущий взмахнул волшебной палочкой и сделал так, чтобы всего этого не было. Она всю жизнь работала врачом. Лечила и утешала. Одна растила дочек. Заботилась о них. Как давно никто не заботился о ней. В глубине души она сейчас хотела, чтобы Мартин последовал за ней. Сел рядом, обнял, пожалел… Может быть, она бы даже его простила. Но… его здесь не было. Каждый из них сейчас баюкает собственное горе. Она не знала, сколько прошло времени. Вечерело. Наконец, слезы закончились. Джессика задремала.

* * *

Проснулась Джессика утром. На кровати. В незнакомом доме. Рядом стояла кружка с водой для питья. Джесс плеснула воды на руки и умылась. Лицо горело от недавних слез. Зеркал здесь, конечно, не было. Но она и так знала, на кого похожа. Когда-то Мартин называл ее «пандой». Когда она много работала, мало спала, и под глазами появлялись синяки. Панда… Мартин называл… Снова Мартин! Почему все мысли только к нему и возвращаются? Джессика почувствовала сильное желание швырнуть кружку в стену и посматреть, как там опадает на пол шуршащими глинянными черепками. Но нет. Нечего портить чужое добро. Она даже не знает, где сейчас находится.

Вышла, осмотрелась. Похоже, здесь жила семья. Взгляд наткнулся сначала на тряпичную куклу, затем на деревянного солдатика и глинянную свистульку. Крошечная общая комната, она же кухня, столовая и прихожая. Через щели в ставнях пробивается свет — хозяева давно ушли работать. На столе тарелка с остывшей едой. Похоже, гостье оставили. Джессика поела, не чувствуя вкуса. Затем отправилась к дому Райдера-старшего.

Постоянно косясь в сторону второго входа, не желая случайно встретить Мартина, Джессика постучалась в двери Джона и вошла. Застала только Валентину — довольную и счастливую. Оказалось, что мужчины отправились осматривать другие поселки. Благо сейчас, когда у них был флакар Рикара, это было легко сделать. Джессика вдруг ощутила укол разочарования. Она едва не поинтересовалась, не спрашивал ли Мартин о ней. Но прикусила язык. Словно прочитав ее мысли, Валентина вдруг набросилась на мать:

— Ты что вчера удумала? Ушла невесть куда, никого не предупредила. Ночь на дворе, а тебя нет! Только представь, как мы волновались. Отец еле нашел тебя!

Джессика вдруг почувствовала себя так, словно она дочь Валентины, а не наоборот. И теперь ее отчитывают. Впрочем, они давно уже были просто подругами. Даже Санька воспринимала Валентину не как сестру, а как еще одну маму.

— Да я… немного расстроена была. Сама не поняла, куда забрела. А потом заснула.

— Ну мам, я еще понимаю, когда у нас в универском городке подростки под влиянием чувств и обид сбегают — возраст, гормоны, первая любовь и все такое. Но ты то! Нет, я понимаю, что ты была расстроена. Но про нас бы подумала. Я вчера… черт! Я такого успела напридумывать. Здесь же потеряться легко. И темень ночью какая! Даже луны не было. Оступилась бы где-то. Тут и овраги, и утесы над морем. Мам, здесь же люди по-настоящему гибнут! Я вчера…

Валентина замолчала и обиженно поджала губы.

— Прости меня, маленькая, — Джессика обняла дочку за плечи. — Я больше так не буду. Клянусь любимым полосатым носком, — добавила она их шуточную детскую клятву, которую некогда придумала для самой Валентины, а позже ее переняла и Саяна.

Валентина вздохнула, улыбнулась, обняла в ответ маму.

— И ты меня прости. Я очень волновалась. Не представляю, что буду делать, когда дети будут. Это же с ума сойти можно, — Валя погладила маму по спине. Голос скатился в шепот. — Тебе очень плохо было, да? Из-за папы? Мам, а, может, простишь его? Он места вчера не находил себе. Он полночи тебя по окрестностям искал. Если бы с тобой что-то случилось, он бы не простил себе. А потом еще искал, куда тебя поселить. Хотел, конечно, к себе, но сказал, что ты его видеть, наверное, не захочешь, а он твое мнение уважает…

Джессика напряглась. С одной стороны, слова Вали бальзамом лились на душевные раны. А с другой… не готова она пока. Пусть ее обида выглядела детской. Пусть она, как взрослая женщина, как опытный врач, понимала, что жизнь не черно-белая, что иногда нет виноватых, а только жизненные обстоятельства. Но в душе чувствовала себя маленькой девочкой — обиженной, разочарованной. Девочкой, чья мечта в реальности оказалась не такой уж прекрасной.