Хоровод

- Mon cher, quelle idйe entre nous2, - сказал я небрежно, - но объясни, пожалуй, как это все получилось, я ничего не пойму.

Hеврев схватил голову немытыми руками и медленно сел на кровати. Я распахнул окно - горячий, но свежий воздух ворвался к нам с протяжными послеобеденными уличными звуками. Мы молча пили вино, мой приятель сутулился, кряхтел, держа стакан двумя руками у самого лица, словно в нем плескался согревающий чай.

Через час он уже встал и с жалким выражением в лице ковырял дрожащей рукой свою безвозвратно погубленную амуницию.

- Придется шить, - заверил его я и в подтверждение своих слов разом допил стакан. - Да сядь, расскажи толком.

- Hечего тут рассказывать, - подумав, нахмурился он. - Стало мне, брат, худо, пошел да и напился. С кем не бывает.

Мрачный получился день: Hеврев отмалчивался или просил прощения, бутылка была пуста, но больше пить и не хотелось.

10

После этого случая Hеврев стал отлучаться из расположения все чаще, отсутствовал все дольше, и с каждым разом все угрюмее становилось его красивое сосредоточенное лицо. Тем не менее у меня он бывал постоянно, и иногда я замечал у него в глазах нетрезвый блеск. А однажды он просто попросил вина и посмотрел в угол, где стоял початый ящик с мадерой. Обычно он наливал себе полный стакан, выпивал его залпом, а уже затем не торопясь тянул из рюмки. Я посылал в трактир за сыром и цыплятами Григория, разбитного малого, служившего моей хозяйке и кучером, и дворником, и полотером, - а там, глядишь, еще кто-нибудь из товарищей заглядывал к нам.

Один раз мы рылись в пухлом томике Шиллера, и Hеврев долго не мог найти нужную ему вещь; это, видимо, его раздражало, и страницы трепетали в нервных пальцах.

- Ты книгу не порви, - недовольно заметил я, - что за спешка!

- Видишь ли, - страстно заговорил он, отбрасывая растрепанный том, - вот мы сидим здесь, сидим минуту, час сидим, другой, седлаем ли лошадь, еще что-нибудь такое делаем… ненужное… а я прямо-таки чувствую всем своим существом, как за этой стенкой жизнь идет, - он усмехнулся, - да что там идет - неистовствует. Вот представь себе: раннее утро, первые звуки, люди выходят из домов. Куда они идут? Что чувствуют? Я хотел бы быть каждым из них, прожить все жизни, оказаться во всех местах сразу и при этом в одно время. - Тут он устремил на меня почти безумный взгляд.

- Володя, ты не выпил ли? - обеспокоенно спросил я.

- Чаю, - отвечал он и снова усмехнулся. Поднявшись, он отворил окно. По дорожке рядом с домом шла книгоноша с закинутой на спину корзиной. - Вот хочу быть книгоношей, - продолжил Hеврев, выглядывая наружу. - Хочу быть этим деревом, и этим, и этим - всем хочу быть, всем… А дерево-то бедное какое, здесь родилось, здесь и умрет… стоит себе на одном месте и никуда отойти не может. А вдруг и ему интересно куда-нибудь?

- Погоди, - ответил я, - вот как спилят дерево да пустят на доски, так и оно попутешествует.

- В том-то и дело, что спилят, а оно-то должно само.

Я живо представил себе, как деревья и дома расхаживают по улицам и вежливо друг с другом раскланиваются, а то договариваются с извозчиком подвезти их два квартала до своего нумера.

- Мы ведь как эти деревья - бессловесные, только ветвями шумим, вот и весь толк. Ты еще родиться не успел, а за тебя уже все рассчитали: кем ты станешь, что делать станешь, хм-хм, кого любить должен, а чего доброго, как ты думать станешь, вот что! У попа сын родился - прыг сразу в ряску из колыбели и к заутрене, к заутрене. Дочка родилась - так уж есть на примете прыщавый семинарист в мужья. В общем, крестьяне пашут, попы кадилами машут, мещане водку пьют… - Hеврев задумался на мгновенье и, хихикнув, заключил: - Так все и живут.

- Купцы, - вставил я.

- Что купцы? - не понял Hеврев. - А-а, купцы. Купцы - молодцы.

- Ты купцов забыл, купцы торгуют.

- Торгуют, мерзавцы, - согласился он.

- Володя, - всплеснул я руками и закрыл окно, - да ты социалист! Ты еще пожелаешь, может быть, чтобы солнце не каждый день всходило, а не то и упало эдак через недельку.

- Hу, это философия, - отмахнулся он, - я про то, что нет у нас никакого выбора, у меня в особенности. Служу вот, сам не знаю зачем. Скачем до одури по полям, цветы топчем да саблями машем. Говорят: так надо. Что ж, надо так надо. Жизнь пройдет на парадах, и я не буду жалеть о ней, - иронично закончил он. - И никому это не скучно, а очень даже и хорошо. Сословия-с. Основы порядка мирового. - Он помолчал, разглядывая книги. - Да-с, только слово - это все. Единство места, времени и действия.

- Какое слово? - не понял я.

- Просто - слово. Слово.

- Все это странно, что ты говоришь, - несколько испуганно произнес я и подумал: "Вот что похмелье делает с людьми".

- Я тебя не понимаю, - вскинулся он, - тебе-то что здесь? У тебя же есть возможности, бросай ты этот вздор, не теряй времени.

- Мечу в генералы, - отшутился я.