Хоровод нищих

Йере несколько сбавил скорость, и Кафтан оказался рядом с ним. Рослый и сильный мужчина задыхался и тяжело дышал. Веселые ручейки пота лились по заросшему щетиной лицу. Он не привык ездить на велосипеде на дальние расстояния в отличие от Йере, который в годы своей молодости совершал поездки на велосипеде по всей финской Карелии.

– Начинай снизу, если уж намереваешься меня убить, – воскликнул Кафтан.

– Убить не столь трудно, – ответил Йере.

– Ну так давай уж сразу. Меня уже колотит.

– Не сейчас. Здесь слишком много населенных пунктов.

Обмен репликами прекратился. Первые лучи солнца начали согревать плечи велосипедистов. Внезапно Кафтан остановился и с серьезным видом стал что-то усиленно рассматривать впереди.

– Кажись, затычка…

– Что?

– Протри глаза и посмотри.

Йере остановился и посмотрел на извивающуюся дорогу, но, так как очки у него были в кармане, он ничего не увидел. Но тут же в ногах его появилась слабость. Неподалеку стоял полицейский в форме. Йере не в силах был скрыть своего испуга и шепнул Кафтану:

– Бежим… Я… я не хочу в тюрьму.

– У меня тоже нет такого желания, – спокойно ответил Кафтан и продолжил еще более спокойным тоном: – Господь Бог испытывал братьев Иосифа, но отпустил на свободу.

Полицейский приблизился к нашим путникам, и они подошли к представителю власти. Губы у Йере похолодели, а на лице его приятеля не дрогнула ни одна мышца. Взгляд серых глаз моряка Кафтана был таким, словно он рассматривал впереди риф.

– Что нужно власти? – спокойно спросил он и с беззаботным видом положил велосипед на обочину дороги.

Йере последовал его примеру и с виноватым видом взглянул на полицейского.

– Куда господа держат путь? – спросил полицейский.

Кафтан повернулся к Йере.

– Говори ты, поскольку язык у тебя привешен здорово.

Йере зажмурился и призвал на помощь Хайстилу.

– Моя наследственная педантичность, пожалуй, может надоесть вам, поскольку вы по исконно финскому обычаю привыкли к быстрым действиям. Никогда не могу рассказать красочно историю моей жизни, попытаюсь лишь осветить ее. Я не являюсь человеком, обладающим хорошей памятью, чтобы легко забывать прошлое. Помню некоторые обстоятельства слишком хорошо – правда, несколько приукрашенными, ибо память человека мастерски пользуется цветом. Однако даже наиболее способный приукрашивать не в силах полностью скрыть мелкие крохи истины. И я сейчас стремлюсь поведать правдивую историю. Тому, кто подглядывает в замочную скважину, лучше открыть дверь, но перед тем, как я проделаю это, сначала представлю своего друга Комулайнена. Мое имя Иозеф Шепесковски. Финну его достаточно трудно произносить. Но у моего отца имя было еще более сложным: Владислав Северин Игнаси Ше-пес…

– Меня зовут Мойланен, – перебил его полицейский. – Вы, похоже, коммивояжеры.

В темноте душной ночи появился лучик света. Полицейский ни слова не сказал ни о мыловаренном заводе, ни о велосипедах. Он лишь любезно извинился перед путниками за беспокойство и коротко объяснил, что их автомобиль застрял в глине неподалеку отсюда.

– Мы с комиссаром расследовали здесь одно дело и сейчас очень спешим в Хельсинки. Не могли бы вы помочь нам? Не очень хотелось бы будить хозяев здешних домов.

И писатель, и моряк с радостью последовали за полицейским. Йере подумал, что помощь в вытаскивании автомашины из глины на дорогу может в будущем оказаться смягчающим обстоятельством. Оптимист никогда не ведает, что с ним случится в будущем. Если он увязнул в глине, то считает это целительной грязевой ванной.

Пройдя метров сто, они подошли к автомобилю, одно из задних колес которого погрузилось глубоко в мягкую глину деревенской дороги. Комиссар в гражданском костюме вылез из машины и вместе с нашими путниками стал толкать автомобиль. Полицейский же сел за руль. Машина выскочила из ямы, и все общество выехало на шоссе. Йере вышел из автомобиля и поспешил к велосипедам, а Кафтан, усевшийся рядом с водителем, даже не шелохнулся. Когда полицейский поинтересовался у Кафтана, сколько он должен за помощь, тот угрюмо ответил:

– Сначала подбросьте до Хельсинки.

– Значит, вы едете в Хельсинки?

– По лицу видно.

Кафтан высунул заросшее щетиной лицо в окно автомобиля и крикнул Йере:

– Слышь, книгодел! Коль и этот лаг воздушного пространства так удобен, нажимай на педали и считай телеграфные столбы в обратном направлении. Дело стоящее. А мне скорей надо в контору пароходства. Счастья тебе на авеню твоей жизни. Покедова, до встречи.

Йере, оторопев, остался на обочине дороги, а автомобиль двинулся в путь. Кафтан помахал ему остатками своей фуражки и сунул в рот очередную порцию жевательного табака. Прошло несколько минут, прежде чем Йере пришел в себя, но моряк уже укатил далеко.

Писатель ощутил во рту горечь гнева. Выходит, Кафтан считал его просто шутом? Неудивительно, что он с презрением говорил об «ученых людях»: «Я избегаю делателей книг и сборников проповедей. Они превращают человека в заику. Поверь мне, боязнь мудроты – начало настоящего человека…»