Хоровод нищих

Днем Йере сидел в сапожной мастерской, помогая мастеру решать интеллектуальные проблемы (Ионас Сухонен интересовался учением о переселении душ и судьбой лапуасско-го движения). Вечерние часы Йере проводил в комнате Лидии, где хозяйка заводила патефон и решала все свои проблемы самостоятельно. Когда Ионасу предоставляли слово, он сухо утверждал:

– Господь создал говорящую машину, а Эдисон улучшил ее.

Ионас заметил, что между Лидией и Йере установилась определенная связь. Мастер сомневался, что из этого выйдет что-либо серьезное, что заставило бы Лидию раскошелиться, перестать тосковать по дому.

Йере встал с постели и стал медленно одеваться. Его одежда была в безупречном состоянии, чистая и починенная. Жаль было уходить – он уже привык к этому дому. Были бы деньжата, можно было бы укатить на поезде.

Из мастерской слышался ритмичный стук отбивочного молотка. Йере забрал со стола свои бумаги и перешел в мастерскую. Там мастер и его помощник сидели спиной друг к другу. Йере весело поздоровался, но ответа не последовало. Нестор покачал головой и ухмыльнулся. Ионас двусторонним молоточком выравнивал утолщение краев сапожных голенищ. Он сказал, обращаясь к Нестору:

– Три кофе и булочки с маслом. Запиши на мой счет.

Нестор отправился в кафе, но Ионас и сейчас избегал смотреть на Йере. Он работал со злостью. Отбивочный молоточек с длинной ручкой бил по коже, при этом Ионас издавал короткие фыркающие звуки.

– Срочная работа? – спросил Йере.

– Обычная, – ответил Ионас с улыбкой. Отстегнул коленный ремень и высвободил ботинок, затем встал, подошел к окну и продолжил: – Погода подходящая для прогулки.

Йере попытался улыбнуться и ответил:

– Оставалась бы она такой вплоть до Рождества. Хотя для меня так долго и не нужно, через неделю буду в Хельсинки, если не случится ничего непредвиденного.

От окна последовала реплика Ионаса:

– Сейчас ничего особенного с тобой не происходит. Едва ли ты снова заболеешь.

В последних словах мог таиться и скрытый смысл. Но мелкие уколы не наносили ощутимых ран поэту. Его часто сравнивали с дождевым червем за то, что он творил в темноте.

– Ходьба пешком полезна для здоровья, – произнес Ионас.

– Во всяком случае, это незабываемое занятие, – ответил Йере. – Поэты гуляют для того, чтобы сосредоточиться, спортсмены сосредотачиваются, чтобы прогуляться.

– Дешевая острота. Не следует презирать спортсменов. Они хорошие профессионалы. Пробегут метр и получают за это одну марку. Когда я давным-давно был молодым, занимался перетягиванием загнутыми пальцами – кто кого – и бегом в мешках. И армрестлингом. А сейчас не справлюсь даже с Нестором.

В этот момент Нестор вернулся из кафе с завтраком. Ионас и Йере сели к столу, а Нестор взял свою чашку и булочку и ушел на свое рабочее место. Как только он проглотил завтрак, сразу принялся за работу. Эту неделю он работал сдельно и не терял времени даром.

Настроение у Ионаса было подавленным. Видимо, он грустил из-за предстоящего расставания с Йере. Ионас привязался к нему, несмотря ни на что. Момент прощания приближался. Йере поблагодарил своего благодетеля и обещал вернуть весь долг с процентами.

– Твоя плата меня не интересует, – ответил Ионас. – Главное, чтобы жизнь у тебя сложилась нормально. Не следует дальше играть в жизни, это может обойтись тебе дорого.

– Давайте подведем счет, – с подчеркнутым серьезным видом произнес Йере. – Скажите, только честно, сколько я вам должен.

Йере был поражен, когда Ионас начал подводить итог. Он писал цифры мелом на кусочке кожи, предназначенной для подметок.

– Лекарства и подошвы…

– Разве Лидия не оплатила их?

– Нет. И не оплатит. Лекарства и подошвы… табак, кофе, лезвия для бритвы… Ну да бог с ними. Или все же нет. Конечно, ты можешь расплатиться. Сочини стихотворение.

– Стихотворение? О чем?

– О чем угодно. Хотя бы о твоем жизненном пути. Или обо мне.

Нестор прыснул со смеху.

– Если ты не перестанешь жужжать, я переведу на часовую оплату, – сказал Ионас своему помощнику. – Если бы тебе пришлось написать стих с рифмами, то выдавил бы из себя только… такое, что и назвать-то ничем нельзя.

Нестор посерьезнел, хотя и считал, что в жизни всегда есть над чем посмеяться, так как слишком много людей воспринимают самих себя с чрезмерной серьезностью.

– Да, стих, – сказал Ионас, обращаясь к Йере. – Ну как, рождается что-нибудь? Садись на мой бочонок и заставь свой карандаш петь.

Йере гладил дверную ручку и не верил, что Ионас говорит на полном серьезе. Но мастер не отвел свой взгляд. Он испытывал Йере, как библейский Иосиф своих братьев. Хотел видеть и убедиться, действительно ли Йере Суомалайнен – поэт Золя или же хвастун, бродяга, никогда не получавший денег за свою болтовню.