Хоровод нищих

Лицо следователя украшала милая рождественская улыбка. Он узнал, что получит вечером от жены шлепанцы и коробку сигар. Подарки будут лежать под разукрашенной игрушками елкой. По этой причине в его глазах мерцала почти социальная доброта. Он поглаживал усы и листал протокол допроса.

– Молодой человек. Делаю вам строжайшее напоминание – извещение о штрафе за пребывание пьяным в общественном месте получите позднее. На этот раз отделаетесь малым наказанием, и связано это с тем, что писателей считают частично невменяемыми. Исправьтесь и начните сочинять духовные вирши или стихи, воспевающие отечество. Это будет рассматриваться в качестве смягчающего обстоятельства в любых судах, даже в том случае, когда предстанете перед судом Всевышнего. Поскольку вы пропили деньги вашей невесты впервые, не ходите по полицейским участкам плакаться о своем безденежье. Веселого Рождества!

– И вам также, – едва слышно отозвался Йере.

Его упорно клонило ко сну. Он ждал позолотчика у дверей полицейского участка и думал, что ему стоило бы повеситься на перекладине двери ресторана Кямпи. Виновником мрачного душевного настроения был даже не Хайстила, а он сам. Он не мог отправиться на встречу с отцом, ибо денег не было даже на трамвайный билет. Жаль было милую Лидию, ожидавшую возвращения своего честного жениха. Жаль Лидию, которая не получит сине-черных подвязок.

Позолотчика Антеро Кому также выпустили на свободу. Он держал под мышкой огромный сверток и обещал угостить Йере завтраком, если тот поможет тащить эту ношу.

– Забегу только перекусить, а потом пойду навещу отца.

С неба валил крупный мокрый снег. Товарищи по несчастью брели по снежной слякоти в поисках столовой. До полудня подавали исключительно только еду, но, когда пробило двенадцать, позолотчик загорелся выпить пива. К удивлению Йере, он даже расплатился.

– Возьмем еще бутылочку, а потом схожу навестить отца. После четвертой бутылки они были вынуждены сменить питейное заведение. Йере нес тяжелый сверток, бумажная обертка которого промокла от снега. Пиво никак не прогоняло грустное настроение позолотчика, и ему захотелось чего-нибудь покрепче. Им снова пришлось поменять заведение.

– Еще один заход, и я отправляюсь на встречу с отцом. Он был… Он был человек из человеков.

Позолотчик начал всхлипывать, и им в который раз пришлось поменять ресторан. После пятой смены оболочка свертка превратилась в мокрые бумажные лохмотья, а настроение его владельца стало еще более мрачным.

– Девушка, девушка… Девушка, черт тебя возьми! Только еще по рюмке, и я исчезаю на кладбище… Не выйдет? Хорошо, мы пойдем в другое место.

В другое место они не попали. Препятствием послужила тяжелая ноша позолотчика, которую уже не прикрывал ни один клочок бумаги. Ею оказался мраморный крест, на котором Антеро Кому золотыми буквами выгравировал: «Здесь покоится мой любимый отец, камнетес Самули Кому. Родился…»

– Значит, не пустите? – спросил позолотчик у швейцара.

С этими словами он вытащил из кармана купюру в десять марок и перед лицом непреклонного швейцара разорвал ее в клочки, пренебрегая опасностью.

– Более мелкие деньги мне неизвестны, пока люди умирают и нуждаются в кресте, – объяснил он.

Поблизости раздалось завывание сирены полицейской машины. И тут Йере стал виновником очень подлого поступка (да простит ему Бог), который долго жег его душу. Он оставил позолотчика в одиночестве, а сам выскочил на улицу. Ему не хотелось проводить вторую ночь в той же компании и выражать соболезнования человеку, сборы которого в путь на кладбище могли быть снова перенесены на следующий день.

Йере бездумно бродил по городу – без всякой цели и без денег. Он неотступно следовал за людским потоком, как запах и грех, вспоминал Лидию, располагавшую средствами и возможностью заплатить за товары больше, чем другие покупатели. По мнению Йере, общее количество нищих возрастало пропорционально увеличению среднего благосостояния.

Йере остановился понаблюдать за маленьким спектаклем и на какое-то время забыл о своем нищенском существовании. На площадке, покрытой раскисшим снегом, сразу за зданием Национального театра, выступал артист, поглядеть на которого собиралось все больше и больше публики. Служитель муз очень точно выбрал место для своего представления. Он смекнул, что его попытка будет наиболее успешной, если он станет выступать по соседству с конкурентом. Он был честным притворщиком или актером, который жил в своей роли.

И кто бы не узнал его?

Маленький тщедушный музыкант, ростом с два аршина, играл на губной гармошке, пел, просил милостыню и даже подворовывал, если представлялся случай.

Малышка Лехтинен поклонился публике и произнес коротенькую речь: