Хоровод нищих

– Повидал, повидал мир. В Сикако и жизнь совсем иная, не то что в крошечном Хельсинки. А уж о Нью-Йорке и говорить нечего. Кое-что узнаешь, когда посмотришь не только свой двор, но и другие страны. Видишь ли, запад – это запад, а этот приполярный район ничего не стоит.

Столяр Уутела вновь подтвердил правильность его слов.

– Да, да, конечно. Харьюле эти дела знакомы. Однако, может, Харьюла не знает, что писатель из нашей деревни – молодой Суомалайнен – бывал в Канаде? Он тоже немного повидал мир.

– Канада – ерунда. О ней и говорить-то не стоит, – заметил Кусти. – Америка всегда Америка, а Си-како – это совсем иное дело. Канада – чепуха.

– Да-да, да-да, – поспешил подтвердить Уутела. – Америка – это мир.

– О'кей, Оскари! – обрадовался Кусти. – Уутела способен понять, хотя и нигде не бывал. Это талант от рождения, бравур, так сказать.

Из передней раздались голоса. Пришли Суомалайнены и старый Юрванен и сообщили, что семейство Торниайненов прибыть не сможет. Господин Торниайнен, муж акушерки, до сих пор не получил костюм из гладильного заведения.

Писателю и его достойному отцу было уделено особое внимание. Единственный, кто считал себя выше их, был человек с Запада, Кусти. Беседа текла несколько вяло и церемонно. Все смущались достойных бедняков. Йере понял это сразу и попробовал сменить тему разговора. Но гости, за малым исключением, не одобрили его попыток. Кто стал бы сейчас говорить об Аманде Мяхкие и ее слабостях, когда два господина в очках пристально следят за движением языка каждого гостя?

Но Кусти не стеснялся, поскольку был гражданином мира, слова произносил с достоинством. Он предлагал гостям конфеты, сунул каждому в руку по одной, а Уутеле – две. Затем завел граммофон и заявил:

– Это вот и есть американский язык.

– Значит, английский, – вставил свое словечко забойщик скота Мякипяя.

– Никакой не английский, а чистый американский, – поправил Кусти. – Его немного научишься понимать, коль поездишь, сколько я. Но говорить не научишься, если ты не иноязычный и не родился на Западе.

Йере слушал грустную песню тенора, лившуюся с пластинки, и тактично заметил, что тот изливает свои чувства на немецком языке.

– Эти пластинки привезены с Запада, а вовсе не из Германии. Не говорите ерунды, когда дальше Канады не бывали. На Западе научишься многому, не только книжки сочинять. Там трудиться приходится в поте лица, но умный свое возьмет.

Столяр Уутела поспешил подтвердить:

– Да-да, да-да! Харьюла и все это должны знать. В Америке же учился.

Йере покраснел, стал кусать губы и подумывать об уходе. Он чувствовал себя сиротой в этом домашнем кругу, над которым вознесся увеличенный портрет Кусти. Последний что-то прошептал на ушко старику Юрванену и столяру Уутеле, и эти трое вышли из помещения.

– Пойдем посмотрим новый верстак. Он сделан из американского твердого дерева.

Кусти провел гостей в подвал своей мастерской, вытащил из кучи стружек бутылку и предложил выпить первым старику Юрванену.

– Приходится немного опасаться, – мимоходом заметил Кусти, – Сантра не очень-то разбирается в такой политике. А что мы, демократы? В этом доме разве баба командует? Она и на Западе не командовала.

Мужчины задержались у верстака около получаса и вернулись в гостиную с покрасневшими лицами н просветленными глазами. Настроение поднималось. Йере заводил граммофон, а Еремиас вел энергичную беседу с Мякипяя об удачных торгах молодыми барашками. Беседа привела к положительному результату: Еремиас был нанят на работу к забойщику скота, но не кровь смывать, а агентом по заготовке корма для скота. Он посчитал, что одновременно сможет получать заказы для фирмы, увеличивающей фотоснимки.

Старик Юрванен, сын которого недавно вернулся из Америки, где гастролировал с куплетами, напевал польку и предложил:

– Можно было бы и потанцевать, когда такое веселье. Не найдет ли писатель сейчас подходящую пластинку?

Своевременная инициатива возымела действие. Сантра начала готовить место для танцев, и наступил кульминационный момент вечеринки. Но Йере чувствовал себя скованно. Он вынужден был танцевать с женщинами, рубашка прилипла к потной спине, а супруга забойщика скота своими неуклюжими движениями несколько раз прошлась по его ногам.

А Кусти не забывал про новый верстак. Он снова отправился посмотреть на него. Забойщик скота Мякипяя составил ему компанию.

– Оборудован ли верстак у Харьюлы вращающейся ручкой, или это старая модель?

– На Западе старых моделей не бывает, – ответил Кусти. – Там все новое. Пошли взглянем.

С ними увязался и Еремиас. Йере танцевал в этот момент с Сантрой и не смог присоединиться к желающим детально изучить новый верстак.

В мастерской Кусти бутылка переходила из рук в руки, как жезл олдермена, и герой дня все время повторял:

– В нашем доме командует не курица. Твой сын, Суо-малайнен, во вкусе Сантры. Кураж у него есть, он – сент-лемен.

– Прошу прощения, Харьюла, – перебил именинника торговец бычками, – вы хотели сказать: джентльмен?