Исходя из того что «каждая философская система, как следствие, порождает и соответствующую литературу», Марти отмечает, что «практическая философия» с ее «практическим методом подхода к вещам», требующим сведения всех высоких моральных переживаний человека, его чувств, эмоций и страстей к биологической и физиологической основе, неизбежно вызвала к жизни «эту странную и тяжелую, грустную и печальную литературу, которая получила название „реалистической школы“» (17, стр. 793). Ошибка, ограниченность «реалистической школы», по мнению Марти, состояла в том, что основное внимание она уделяла показу уродств и темных пятен реального, живого человека, копированию того, что есть, вместо того, чтобы показать, что должно быть. Таким образом, Марти резко ополчается против копиизма. Но при этом он вовсе не выступает против самого принципа реализма, т. е. правдивого, верного отображения действительности в произведениях искусства. Более того, именно верность жизненной правде, проявившуюся в правдивом изображении социальных пороков и болезней, он считает достоинством «реалистической школы» и требует, чтобы новая литературная школа продолжила эту традицию.
Можно ли назвать «реалистическую школу» плохой, спрашивает Марти. И отвечает: ничто не является абсолютно плохим или хорошим. Поэтому если «реалистическая школа» учит верному пониманию социальных язв (не для того, конечно, чтобы их оправдать и доставить удовольствие, а для того, чтобы вызвать к ним отвращение и добиться устранения их), то новая школа должна видеть свою первостепенную задачу в том, чтобы показать
Конечно, эти взгляды молодого Марти на искусство в основном еще не выходят за пределы эстетики революционного романтизма и опираются на его незрелые философские воззрения этого периода. Однако в них есть уже немало положительного. Правильной, в частности, была трактовка общественно-воспитательной роли искусства, которая, по мысли Марти, должна служить высоким идеалам прекрасного. В основном верно подошел Марти также к решению вопроса о специфике художественного отображения действительности: философия есть применение ума, поэзия — прежде всего воображения; однако это не значит, что в поэзии нельзя выражать «высокие истины»; последние выражаются и в ней, но только в другой форме — в форме образов, а в философии истина выражается в форме понятий (см. 17, стр. 799, 1123). Правильное решение этих вопросов имело существенное значение для перехода Марти к эстетике реализма. Ее разработка стала актуальной задачей на Кубе в 80-е годы.
Многие деятели кубинской культуры в условиях общенационального кризиса после поражения в Десятилетней войне не смогли избежать тяжелых ошибок, влияния формализма, увлечения эстетическими учениями прошлого. Романтизм в этот период переживал явный надлом, что находило свое выражение в отходе даже крупных и талантливых поэтов от изображения действительности. Поэт Хулиан дель Касаль (1863–1893) под влиянием французских декадентов и символистов стал на Кубе зачинателем модернизма, который представлял собой одну из форм романтического бегства от действительности в мир грез и мечтаний, субъективных переживаний, экзальтации, символики, прикрытых колоритом экзотики. Касаль видел вокруг себя лишь
В латиноамериканской литературе часто называют родоначальником модернизма не только Касаля, но и Марти. Однако в отношении Марти это утверждение лишено серьезных оснований. Вряд ли творческие поиски Марти новых поэтических форм («Свободные стихи» и др.), которые привели его к реалистическим, чисто народным и по форме, и по содержанию «Простым стихам», следует рассматривать как какое-то серьезное увлечение модернизмом. С Касалем у него вообще мало общего как в поэзии, так и в эстетике. Прав X. А. Портуондо, утверждая, что «Марти глубоко, как никакой другой поэт его времени, врос корнями в традиционную испанскую поэзию, и его „простые стихи“, „Исмаэлильо“, романс „Два принца“, „Туфельки Розы“ по форме и по серьезной и намеренно наивной манере трактовки темы чисто народного происхождения» (30, стр. 98).
Сам Марти так писал о своих «Простых стихах»: «…эти стихи вырвались из моего сердца… Я люблю простоту и верю в необходимость выражать искреннее чувство в ясной, доступной форме» (11, стр. 89–90). И действительно, эти стихи (написаны в 1889 г. и опубликованы в 1891 г. отдельным сборником) в основе своей реалистичны и напоминают по своему звучанию свободно льющиеся крестьянские песни.