Хосе Рисаль

Собственно, по церковному праву монахи не должны были печься о душах обращенных в христианство филиппинцев — на «черное духовенство» (монахов) возлагалась лишь задача обращения, а затем забота о прихожанах переходила к «белому духовенству» (священникам). Однако вплоть до конца испанского колониального господства именно монахи возглавляли приходы. Для укрепления своей власти они ловко изобретали идеологические обоснования. В самом начале испанского владычества некий иезуит писал: «Их неразумие мешает им понять всю глубину нашей святой веры. Они плохо выполняют свои христианские обязанности, и их надо удерживать в вере страхом сурового наказания и управлять ими как детьми». А в самом конце испанского владычества последний испанский архиепископ Манилы заявлял, что филиппинцы «абсолютно не имеют характера», что у них «недостаточно умственных способностей, чтобы переваривать сколько-нибудь абстрактный вопрос», что «благоразумие и предусмотрительность им неведомы», что, «как только они покидают ученое общество, они тут же забывают все, что выучили», и даже что «в их любви к детям более звериного, нежели человеческого». Для испанцев филиппинцы были простой принадлежностью фауны архипелага, которые годились лишь для тяжелой работы.

Филиппинцы распадались на несколько крупных народностей и множество мелких племен. Северный и самый крупный остров архипелага Лусóн заселяли тагалы (Хосе Рисаль был тагалом), илоканцы, биколанцы и другие. В центральной части архипелага обитали висаянцы, на юге жили приверженцы ислама, которых испанцы так и не покорили. Испанцы объединили архипелаг: прежде разрозненные барангаи оказались связанными в единое целое, хотя единство это было насильственным, навязанным извне. Тем не менее некоторые филиппинские культуроведы утверждают, что испанцы создали филиппинскую нацию. Рассуждают они примерно так: до прихода испанцев единой филиппинско!! нации не было, к моменту их ухода она уже была, следовательно, создали ее испанцы. Один из современных филиппинских теоретиков пишет: «В сущности, Испания создала нас как нацию, как исторический народ. Филиппины были порождены Испанией и являются ее творением. Между доиспанскими племенами, знавшими только свои тотемы и табу, и нынешней филиппинской нацией такое же расстояние, как между первобытной протоплазмой и человеческим существом». Не отрицая значения испанского влияния, следует со всей определенностью сказать, что национальное самосознание филиппинцев не было сформировано испанцами; напротив, оно сложилось вопреки их воле и в борьбе с ними.

Борьба эта обычно облекалась в религиозные формы. Вначале она имела ярко выраженное антихристианское направление, а вскоре приняла формы христианского сектантства. В 1663 году на острове Панáй некий Тапáр объявил себя богом-отцом, одного из своих помощников назначил Иисусом Христом, другого — святым духом, свою приближенную — девой Марией, прочих сторонников — папами, кардиналами, епископами. За такое кощунство «святая троица» была скормлена крокодилам (старинная, еще доиспанская казнь на Филиппинах), а дева Мария обезглавлена. Событиями такого рода полна история Филиппин. Монахи видели в них только внешнюю, религиозную форму и рассматривали эти антииспанские выступления как проявления фанатичного суеверия, одержимости демонами. Они не считали их опасными для своего господства — «туземные войска», набранные за пределами района восстания, обычно легко подавляли все мятежи.

Опасны были не сами выступления, опасна была их регулярность. Собственно, это была растянутая на века жакерия, крестьянская война, упорство которой свидетельствовало не о религиозных, а о классовых причинах ее.

Сразу же отметим, что Хосе Рисаль — личность сложная и противоречивая — не понимал роли народных выступлений в формировании филиппинской нации и оценивал их невысоко. Видимо, сказывалась его принадлежность к образованной части местной буржуазии. «Мелкие восстания, происходившие на Филиппинах, — писал он, — были делом рук нескольких фанатиков или недовольных военных, которые для достижения своих целей должны были обманывать, лгать и использовать подчиненных. Ни одно из восстаний не имело народного характера, не боролось за человечность и справедливость. Опп не оставили неизгладимой памяти в народе, наоборот, народ, залечив раны и видя, что его обманули, радовался поражению тех, кто нарушил его покой».