Хосе Ризаль

Он болезненно воспринимает направленные против него статьи в «Эль солидаридад». «Я снова повторяю, — писал Ризаль 24 мая 1892 года своему приятелю Зулуэто, — что не вижу причин для нападок на меня за то, что я посвятил себя устройству убежища для наших соотечественников, для пользы нашего общего дела на случай преследований, и писанию книг, которые скоро выйдут из печати…»

Ризаль долгое время подозревал, что нападки на него вдохновляет дель Пилар. Такое отношение старого друга причиняло ему глубокие страдания. Дель Пилар в письме к Ризалю пытался оправдаться. Трудно судить, насколько убедили Ризаля объяснения дель Пилара, но, хотя между ними вновь завязалась переписка, в тоне Ризаля чувствуется плохо скрываемый холодок.

В письмах к дель Пилару сквозит также неверие Ризаля в успех мадридских реформистов. Ризаль пишет ему в мае 1892 года: «Не желая вовсе изображать из себя ментора журнала или Ассоциации, я считаю, что сейчас немного можно ожидать от испанского общественного мнения».

Ко времени выезда Ризаля на родину, обстановка там несколько изменилась: кровожадного Вейлера сменил новый генерал-губернатор, рекламировавший себя либералом, Евлогий Деспухол. Однако Ризаль меньше всего верил этим декларациям. Он уже узнал истинную цену широковещательным обещаниям испанских колониальных чиновников.

В ответ на письмо к Деспухолу Ризаль получает разрешение на въезд для себя и своей сестры Люсии и торжественные заверения в полной безопасности возвращения на родину.

Все же, уезжая на Филиппины, Ризаль оставляет друзьям два письма с просьбой опубликовать их в случае, если враги не выпустят его живым.

Одно письмо, адресованное «Моим соотечественникам», полно неподдельной любви к своей родине. Вместе с тем в нем сквозит почти уверенность в трагическом конце своей поездки и чувствуются незабытые обиды на своих мадридских критиков. В этой части письма Ризаль пишет: «Шаг, который я делаю, несомненно сопряжен с опасностью, и нечего и говорить, что я решаюсь на него после долгих размышлений. Я знаю, что почти все мои друзья недовольны этим; но я знаю также, — едва ли кто-нибудь понимает, что творится в моем сердце. Я не могу жить, видя как много людей подвергается из-за меня преследованиям; я не могу больше выносить, чтобы с моими сестрами и членами их семейств обращались как с преступниками. Я предпочитаю умереть и с радостью отдам жизнь ради спасения ни в чем неповинных людей… Я хочу показать тем, кто отказывает нам в патриотизме, что мы умеем умирать во имя долга и убеждений. Что значит смерть, если умираешь за то, что любишь, за родину и близких?

Если бы я думал, что я — единственная опора прогрессивной политики на Филиппинах, и надеялся, что мои соотечественники когда-нибудь воспользуются моими услугами, я колебался бы, может быть, перед таким шагом; но есть много других, которые могут заменить меня и с большим успехом. Более того, они-то и считают меня ненужным, не прибегают к моим услугам, осуждая меня на бездеятельность;.

Я всегда любил нашу несчастную родину, и знаю, что буду любить ее до последнего вздоха, даже если люди и несправедливы ко мне. Я всем пожертвовал для нее: жизнью, карьерой, счастьем. Какова бы ни была моя участь, я умру, благословляя ее и мечтая о заре ее искупления…»

В другом письме, адресованном родителям, братьям и сестрам. Ризаль писал:

«Моя неизменная любовь к вам заставляет меня решиться на этот шаг, но только время покажет, умно ли я поступаю. Мудрость поступков определяется их результатами, но каковы бы они ни были в данном случае, благоприятны или неблагоприятны, могу сказать одно, что я слушался веления долга. Поэтому, даже если я умру, исполняя свой долг, это неважно. Я знаю, сколько страданий я причинил вам, но все же не жалею о том, что сделал. Напротив, если бы я начал жизнь сначала, то снова пошел бы по тому же пути, потому что это мой долг. Я с радостью подвергаю себя опасности. Не в виде искупления за проступки (мне кажется, я ни в чем не виноват), а для завершения своего дела, предлагая себя как живой пример доктрины, которую я проповедовал.

Человек должен быть готов умереть во имя своего долга и убеждений…»

«Лига Филиппина»

Возвращение Ризаля на родину было возвращением любимого народного героя. Его романы, его статьи в «Эль солидаридад», проникавшие на острова, несмотря на все старания жандармов помешать этому, его горячие протесты против жестокого преследования каламбских арендаторов, — все это сделало имя Ризаля известным в самых отдаленных уголках Филиппин.

Филиппинский народ ждал от вернувшегося на родину Ризаля не только новых патриотических призывов. Филиппинская буржуазия все более разочаровывается в попытках добиться реформ от Испании. Буржуазия видит, что даже немногие уступки, которых она сумела добиться от правительства Испании при поддержке прогрессивных элементов, на практике остаются мертвой буквой. Прогрессивно-либеральная филиппинская буржуазия видела в Ризале лидера более действенной борьбы за реформы в самой колонии.