Хоттабыч под прикрытием

— А ты морду-то не корчи, не корчи. Сам-то, а? Перекати-поле! Нюсенька девка корпулентная, основательная, ей и мужик нужен основательный. Чтоб дом, хозяйство крепкое. Митенька-то не как ты, охламон, в рот не берет!

До Лоуренса не сразу дошло, чего именно в рот не берет. Лишь когда партизанка неодобрительно оглядела синяк на его скуле, покачала головой и пошла прочь, бормоча о своем Николаиче, который как на бровях придет, так оглоблей и схлопочет — понял. О пьянстве она. Просто очередная русская идиома. Похоже, в этом деле Лоуренс существенно пополнит свой словарный запас.

Яна

— Янка, — донесся с Нюськиной кровати такой зловещий и конспиративный хрип, что я не только проснулась, но и подпрыгнула на кровати. Невысоко и незаметно, но сам факт!

— Чего тебе надо в час ночи? — злобно поинтересовалась я, все еще не в силах простить сестре, что не позвала посмотреть на «правильного мужика» Митеньку, он же Дмитрий, он же Тренер.

Я, может, за нее всем сердцем радею, а она не доверяет на нормального мужика поглядеть! Я, может, вовсе и не собиралась ничего такого ему говорить. То есть ничего, кроме правды. А она, она! Уже платье выбрала, чтоб бежать завтра на свиданку в «Бляхин Клуб», а меня оставляет наедине с баб Клавой и этим, прости господи, украино-арабским шпионом. Мало того, к нему завтра еще и лучший на свете Грег припрется, слушать баб Клавины байки в целях поднятия мировой науки. А мне куда деваться? В малине прятаться?

Систер мое справедливое негодование возмутительно проигнорировала.

— Изумрудный гарнитур, — прошептала она мечтательно. — Шесть предметов! Слушай, что там может быть, а?

— Этажерка с полочками! — огрызнулась я, мстительно прислушалась к озадаченной тишине и сжалилась. — Ну я ж не гадалка! Тиара — наверняка. Ожерелье или фермуар… думаю, скорее ожерелье. Ну и серьги с браслетами. В общем, очень приличный клад, тьфу, то есть гарнитур.

Нюська громко сглотнула, но промолчала. Видать, представила себе комплект во всех красках. На здоровье, впрочем, лишь бы не выяснилось, что мэр нас обошел раньше и именно на наше наследство построил «Бляхин Клуб». Такого ни я, ни Нюська категорически не переживем!

— Блохоловка… — раздался еще более страшный и таинственный шепот, едва я легла. — Золотая и с эмалями… — И сестрица вдруг нормальным голосом, в котором отчетливо слышалось недоумение, уточнила: — А разве это не интимный подарок? Дамам сердца в память о незабываемых мгновениях?

— Не обязательно, — откликнулась я, тоже вдруг заинтересовавшись. — Модный же аксессуар был, могли и просто так подарить. Хотя… Филипп Орлеанский? Этот мог и не просто так. Еще как мог!

— И здесь геи, — то ли возмутилась, то ли порадовалась сестра, а я почувствовала, что зверею.

Нет, я прекрасно отношусь к геям! Замечательные они люди, у меня даже есть друзья-люди, тьфу, то есть геи! И никакого дела до блудливого предка мне тоже нет, кто бы там ни одарил его блохоловкой. Филипп Орлеанский, к примеру, всегда казался мне симпатичнее Анны Австрийской, так что у предка, по крайней мере, был вкус! Но рассуждать обо всем этом в тот момент, когда у меня рухнула личная жизнь… Это, увольте, где-то за гранью добра и зла!

— Слушай, Янка, — продолжила сестрица, не чуя, как над ней сгущаются тучи. — По моему, геи — это судьба и вообще семейная традиция, вон, аж со времен этого… герцога Орлеанского. Так что не сомневайся, бери Хоттабыча себе. Ты его приручишь, будешь чесать и хвалить, а он будет тебя завтраками кормить и ценности в семью нести… Блохоловки там… Фемуары…

Такого издевательства моя душа не выдержала. Схватив подушку, я спрыгнула с кровати, пробежала на цыпочках разделяющие нас два метра — и огрела гадину насмешливую.

— Ты! Да я тебя! Блохоловкой!..

Нюська в долгу не осталась, шмякнула подушкой меня. При этом гнусно хохоча и что-то такое приговаривая на тему «не все тебе надо мной ржать, и на нашей улице перевернется грузовик с космодесантниками». Не так связно и гладко, конечно. А вы сами попробуйте размахивать пуховой подушкой, ржать и еще что-то связное говорить!

Короче, напрыгались мы по самое немогу, порвали одну подушку, вторую уронили в открытое окно и попадали на Нюськину кровать. Вповалку.

— Где-то в чемодане был коньячок… — задумчиво протянула Нюска, отплевавшись от перьев.

— Закуси нет, — вздохнула я, снимая пестрое перо с носа.

— «Не буду ужинать, не буду», — передразнила меня Нюська. — А сама все сожрала. Нет чтобы позаботиться о будущем!

— А что мне, голодной сидеть, пока вы там милуетесь? — возмутилась я. — И вообще. Там была всего одна порция. Маленькая!

— Маленькая? — Нюська критически оглядела меня. Не знаю, правда, что она там кроме чуда в перьях разглядела, но сделала парадоксальный вывод: — Обязательно бери Хоттабыча. Отъешься на его маленьких порциях и подобреешь.

— Да иди ты, — лениво огрызнулась я.

— Уже иду, — жизнерадостно отозвалась Нюська и в самом деле пошла. К чемодану. За коньячком. — У меня там конфетки были… кажется… О, точно! Ну, не пропадем!