Хоу-Хоу, или Чудовище

– Господин, – продолжала она, понижая голос до того, что я едва расслышал ее слова, – остерегайся. Если ты не бог, который сильнее, чем Хоу-Хоу, что бы ты здесь ни увидел – не поднимай ни руки, ни даже голоса. Или тебя растерзают в куски! Ш-ш-ш!.. Поговорим о чем-нибудь другом… Он наблюдает за нами… О господин, если можешь, спаси меня и мою сестру!

Действительно, Дэча оставил даму и подозрительно смотрел на нас, должно быть уловив какое-нибудь слово. Но Ханс не зевал, он то с шумом ронял свою чарку, то громыхал стулом, что отвлекало от нас полупьяное внимание Дэчи и заглушало наш разговор.

– Тебе, кажется, нравится госпожа Драмана, о Быстрокрылый Ветер, – усмехнулся Дэча. – Ничего, я не ревнив и охотно предоставляю моим гостям все лучшее, что имею. Но госпожа Драмана сама знает, что ожидает того, кто выбалтывает тайны, а потому ты можешь говорить о чем угодно с ней, о маленький Быстрокрылый Ветер, – и он бросил на меня косой взгляд, от которого мне стало весьма не по себе.

– Я расспрашивал госпожу Драману о Древе Видений, – невинно ответил я.

– Вот как? Мне показалось, ты спрашивал совеем о другом. Хорошо, в этом нет никакой тайны. Завтра Драмана покажет тебе дерево и все, что тебя интересует, ибо я и мои собратья будем заняты другими делами. Кстати, сейчас явится Чаша Видений – отвар из плодов этого дерева; его ты должен будешь отведать, о трезвенник – и ты, и твой желторотый карлик, – во славу бога, пред лицом которого мы скоро предстанем.

Я поспешил заявить, что устал и не хотел бы теперь беспокоить бога своими воздаяниями.

– Каждый, кто явится сюда, должен предстать перед богом, – ответил Дэча, пристально глядя на меня. – Выбирай: живым ли ты хочешь предстать перед Хоу-Хоу или мертвым?

Я подумал о том, что теперь самое время напомнить ему, кто я такой, и, глядя в глаза этому неучтивому животному, тихо сказал:

– Кто тут говорит о смерти, быть может не зная, что я сам – властитель смерти? Или он хочет испытать учесть собаки за дверьми? Знай, о служитель Хоу-Хоу, что опасно пугать нас – меня или Господина Огня, ибо мы на угрозы отвечаем молниями.

Это замечание произвело должное впечатление. Дэча сразу присмирел. Его движения стали почти раболепны, в особенности когда Ханс встал рядом со мной, держа в протянутой руке коробок со спичками. Все общество с опаской глядело на таинственное вместилище огня, не подозревая, что вторая рука, безобидно засунутая в карман, сжимала ствол превосходного «кольта». (Кстати, ружья, которые мы не могли взять с собой на пир, мы запрятали в постели заряженными, со взведенными курками, так что если бы кто-нибудь вздумал их пощупать, они бы выстрелили в неосторожного вора.)

– Прости, господин, – сказал Дэча, – если мои слова оскорбили моего могущественного гостя. В этом виновато пиво.

Я милостиво поклонился, но невольно вспомнил древнюю латинскую пословицу, что вино открывает правду. Затем, чтобы переменить щекотливую тему, он указал жестом на угол комнаты, где появились две миловидные девушки в легкой одежде и с венками на головах. Они несли большую чашу с зеленоватой жидкостью, в которой плавали красные цветы. Грациозным движением подали они чашу Дэче. Пирующие, кто только не был слишком пьян, встали, склонились над чашей и дважды воскликнули хором:

– Кубок наваждения! Кубок наваждения!

– Пей, – сказал мне Дэча. – Пей во славу Хоу-Хоу! – Затем, заметив, что я колеблюсь, прибавил: – Нет, я отопью первый, чтобы доказать тебе, что это не отрава, – и, прошептав: – О дух Хоу-Хоу, снизойди на жреца твоего! – выпил весьма изрядное количество.

Девушки поднесли чашу к моим губам. Я отпил, показывая движениями горла, словно делаю большой глоток, на самом же деле проглотил только капельку. Напиток по вкусу напоминал шартрез. За мной была очередь Ханса. Я шепнул ему через плечо «butje», что на бурском языке означало «немножко», и так как я повернул голову, следя за ним, думаю, он исполнил сей совет. Чаша обошла всех присутствовавших. Принесшие ее девушки допили остаток.

Это было последнее, что я увидел. Как ни мало я выпил, эта капля ударила мне в голову и словно заволокла сознание. В моем мозгу возникли странные бредовые видения; затем появилось ощущение пустоты, наполненной бесчисленными образами, прекрасными и уродливыми; пристально смотрели на меня лица всех моих знакомых и еще другие, никогда прежде не виданные мною лица. Фигуры двигались, сходились, и вот между ними стали разыгрываться всевозможные драмы – драмы войны, любви, смерти, и все это было явственно, как в кошмаре.

Но вдруг бред прошел и сменился чувством великого покоя. Kb мне вернулась способность наблюдения, как будто еще обострившаяся.

Осмотревшись вокруг, я убедился, что напиток на всех произвел такое же действие. Сперва все выказывали признаки сильного возбуждения; затем затихли и сидели неподвижно, словно статуи, устремив глаза в пустоту.