Хоу-Хоу, или Чудовище

При этих словах мне положительно стало дурно. Истина была слишком очевидна. Среди трудов, касающихся жизни и смерти, женитьбы и свободы, я совершенно позабыл об алмазах и золоте. Впрочем, я не представляю себе, как бы при прощании попросил их у Сабилы. Это значило бы с горних высот свалиться в туманную долину. Такая меркантильная просьба оставила бы у нее неприятный привкус во рту. Человек, которого она считала, ну, совершенно незаурядным, вдруг напоминает ей, что остается уладить кое-какие денежные делишки и заплатить чистоганом за оказанную услугу. Далее, мешки с драгоценностями непременно возбудили бы подозрения. Конечно, Сабила могла бы поместить их в лодку вместе с оружием. Но их тяжело и неудобно было бы везти, как я объяснил Хансу. И все-таки мне было тошно – еще раз мои надежды на богатство, вернее, на солидное обеспечение до конца моих дней, рассеялись как дым.

– Жизнь дороже золота, – наставительно сказал я Хансу, – а великий почет лучше того и другого.

Это звучало цитатой из книги пословиц, но я привел ее не совсем правильно, рассчитывая, что, авось, Ханс не заметит неточности. Но он знал больше, чем я думал, ибо ответил:

– Да, господин, наш преподобный отец, бывало, говаривал это и еще прибавлял, что лучше жить на пустой похлебке, как бы от нее не пучило живот, но со спокойной душой, чем в богатых хоромах с двумя вздорными бабами, что случилось бы с вами, баас, если бы вы остались у вэллосов. А теперь мы спокойны, баас, хоть и не набили карманов золотом да алмазами, которые, по вашим словам, чересчур тяжелы – так спокойны, что я думаю вздремнуть, баас. Однако, баас, это что такое?

– Ничего. Это воют в лесу несчастные волосатые женщины по своим мертвецам, – ответил я беспечно, так как вопли отчаяния, гулко раздававшиеся в тишине над рекой, еще звенели в моих ушах. К тому же, мысли мои были заняты потерянными алмазами.

– Хорошо, когда так, баас. Пусть они воют, пока не надорвутся, не моя забота. Но это не крики, это всплеск весел. Вэллосы гонятся за нами. Слышите?

Я прислушался и, к ужасу своему, услышал вдалеке мерные удары весел. Их было много – вероятно, около пятидесяти. За нами гналась большая лодка.

– Ох, баас! Это опять ваша вина. Без сомнения, госпожа Драмана так любит вас, что не хочет с вами расставаться и послала за нами вдогонку большую лодку. А может быть, – прибавил он в приливе новых упований, – это госпожа Сабила присылает нам в качестве прощального дара драгоценности, чтобы мы вспоминали о ней иногда.

– Это проклятые вэллосы посылают нам в дар копья, – мрачно ответил я и прибавил: – Заряди ружья, Ханс. Я не сдамся живым.

Какова бы ни была причина, но было ясно, что нас преследуют, и в глубине души мне хотелось знать, виновата ли в этом Драмана. Конечно, я обошелся с ней грубо, а дикарки бывают порой очень мстительны. Но все-таки мне хочется верить, что она неповинна была в предательстве. Истины я так и не узнал.

Наша команда из четырех беглых шпионов тоже заслышала весла и усиленно принялась за работу. Великие небеса! Как они гребли! Час за часом летели мы вниз по быстрой реке, а за нами с каждой минутой все ближе раздавались удары неустанных весел. Быстро летела наша лодка. Но у наших преследователей было пятьдесят гребцов, а у нас лишь четверо – как могли мы надеяться на успешное бегство?

Мы как раз проплывали мимо места нашего ночлега при поездке сюда (лес мы уже оставили позади и неслись по ущелью), когда я различил преследующее нас судно на расстоянии полумили вверх по реке. Это была одна из самых больших лодок вэллосского флота. Затем положение месяца изменилось, и в течение нескольких часов я ее не видел. Но было слышно, что она подходит к нам все ближе и ближе, как верная ищейка, нагоняющая беглого раба.

Наши гребцы начали уставать. Мы с Хансом взялись за весла, чтобы двое из них могли отдохнуть и поесть. Потом мы сменили вторую пару. Наша лодка прогадала на этом некоторое расстояние, так как мы были непривычны к гребле. Впрочем, благодаря быстроте течения недостаток ловкости большой роли не играл.

Наконец забрезжил день, отблеск его проник в ущелье, и при слабом неверном свете я увидел преследующую нас лодку в какой-нибудь сотне ярдов позади. То было чарующее в своем роде и незабываемое зрелище. Крутые склоны каменных громад, узкая полоса синего неба между ними, темный бурный поток, а по его поверхности скользит наш утлый челнок с четырьмя измученными гребцами, а за ним несется большое боевое судно, присутствие которого выдает черный силуэт остова и белые полоски взбиваемой веслами пены.

– Они быстро идут, баас, а нам еще далеко. Они нас скоро догонят, баас, – сказал Ханс.

– Значит, мы должны немного задержать их, – ответил я угрюмо. – Подай мне «экспресс», Ханс, а сам бери «винчестер».

Лежа на дне челнока и уперев ружья в корму, мы выжидали удобного момента. Но вот ущелье расширилось, так что мы довольно ясно могли видеть наших преследователей – уже в пятидесяти ярдах от нас.

– Целься пониже, Ханс, – сказал я и выпустил оба заряда из «экспресса» по двум передним гребцам.