Хождение по руинам. Портреты трех сельских районов на фоне новейшей истории

Зал съезда партии украшал трехцветный российский флаг. И лозунг – желтые буквы на зеленой ткани: «За свободный труд на свободной земле». Среди делегатов нередко встречались костистые, худые люди с легкой сумасшедшинкой в глазах. Некое юродство было в их манере поведения. И думалось, что только человек, мягко говоря, нестандартного мышления, а вернее сказать, сельский диссидент пойдет нынче в фермеры. Это ж лбом стену прошибать. О том, какова эта стена говорили с трибуны. Делегат от Липецкой области, бывший сельский учитель, а ныне пчеловод рассказывал, как пытался он у себя на селе собрать ячейку крестьянской партии. В какое бешенство приходили местные начальники. Закрывали двери красного уголка, гнали из кузни на улицу, грозили, увещевали, чтоб отказались от такого невиданного в России дела.

Черниченко, слушая такие речи, накалялся гневом. В новые времена он стал народным депутатом последнего союзного парламента, а затем – сенатором, членом Верхней палаты первого российского парламента. Партия – крестьянская, фермерская – его любимое детище и оружие в борьбе с председательским корпусом, который он годами защищал и пером, и телекамерой. А теперь, объединившись в аграрную партию, этот корпус стал главным охранителем старых порядков на селе и противником фермерского движения.

Свою борьбу за новую деревню, против «агрогулага» (термин, именно им запущенный в обиход) Черниченко вел с присущим ему общественным темпераментом и с парламентской трибуны, и с журнально-газетных страниц, превращая каждый этап этой борьбы в яркое театральное действо.

Стоило чувашскому председателю Айсину, разгневанному разговорами о необходимости передать крестьянам землю, прислать депутату Черниченко телеграмму с предложением выделить ему землю – посмотрим, мол, что ты, городской писака, с ней будешь делать, как публицист разразился в популярнейшем тогда журнале «Огонек» очерком «Красный остров».

Это был один из последних его очерков из череды тех, что так звонко отзывались в российской читающей публике. «Ржаной хлеб», «Русская пшеница», «Про картошку», «Комбайн косит и молотит» – все эти его произведения словно нож в масло вонзались в толщу общественной мысли, показывая, какая драма идей, драма народной жизни заключена в современном селе.

На той же ниве, каждый своими художественными средствами, со своим видением мира, трудились и другие писатели, начиная с того, с чьим именем связано возрождение жанра деревенского очерка – с Валентина Овечкина. Это его «Районные будни», публиковавшиеся в первой половине 50-х гг. прошлого века, были первой, еще робкой попыткой правдивого разговора о деревенском житье-бытье. А потом последовали знаменитые «Рычаги» Александра Яшина, «Живой» Бориса Можаева, очерки Бориса Екимова, Анатолия Стреляного, Анатолия Иващенко… Они публиковались с преодолением цековских цензурных заслонов, и каждая такая публикация была гражданским поступком, политическим деянием.

Но вот наступили 90-е годы, деревня переживала период распада колхозов, разрыва устоявшихся хозяйственных и социальных связей, а крестьянин получил экономическую свободу, с которой он не знал, что делать. Процессы на селе идут мучительные, если не сказать трагические, а сельский публицист молчит, и сам его жанр как-то вдруг исчезает со страниц как журнальных, так и книжных. И ведь никаких тебе препон – ни ЦК, ни ЧК не ограничивает свободу творчества, свободу анализа: пиши – не хочу. Так нет – молчание, словно бы не только перья исчезли, но и сам материк сельский, где обитает около трети населения российского, вымер. И молчание это продолжалось и в 90-е, и в нулевые годы.

Почему же нынешнее поколение публицистов обходит сельскую тему? Как-то в редакции журнала «Дружба народов», где я публиковал очерки по материалам поездок в «свои» глубинные сельские районы, я посетовал на известного рода творческое одиночество. В те же 80-е годы я ощущал себя в среде единомышленников – журналистов и литераторов, основательно изучающих деревню, систематически пишущих о ней и имеющих обратную связь. Иногда журналы и издательства устраивали встречи с читателями, которые давали незабываемое ощущение контакта с аудиторией. Сейчас же чувствуешь себя в изоляции, словно бы делаешь дело не особенно нужное – писатель пописывает, читатель почитывает.

В ответ мне было высказано соображение, что о прежних временах вспоминать бессмысленно. Тогда и журнал, и издательство, и Союз писателей могли отправить литератора в хорошо оплачиваемую командировку, а потом еще и заплатить очень недурной гонорар, на который можно было жить. Нынче же журнал беден, денег на командировку у него нет, книжному издательству эта тема, как правило, не интересна, прежде всего по экономическим соображениям. Вот и тянется журналистская молодежь к гламурному журналу или хорошо оплачиваемой газете, которые тебе тему закажут иной раз не без «желтизны», но, во всяком случае завлекающую читателя.