Хождение по трупам

Я так думаю, что он влюбился в меня, и совсем не считаю, что по-другому и быть не могло — или что в такую, как я, не влюбиться невозможно. Я знаю себе цену — и далека от того, чтобы думать, что сражаю наповал всех мужчин подряд. Было бы так, и глава лос-анджелесского отделения ФБР Крайтон снял бы с меня все подозрения в обмен на ночь в моей постели, и Мартен бы не смог меня предать, и Ленчик бы от меня отстал, и очень многое было бы по-другому. Нет, конечно, я так вовсе не думаю — хотя иногда мне кажется, что влюбиться в меня может только тот, кто со мной переспит и увидит, какая я. Ну а с Мэттьюзом так получилось только потому, что слишком много факторов совпало.

Уволенный, опозоренный, зачисленный в неудачники, брошенный женой, лишившийся дочери, чуть не спившийся и не опустившийся, не имеющий будущего — он сам сказал, что благодаря мне получил шанс обрести себя прежнего. И начать совсем другую жизнь, выбравшись из зловонной ямы для отбросов общества на зеленую лужайку, по которой гуляют исключительно удачники, и заработать достаточно денег, чтобы больше никогда о них не думать, и уехать навсегда из того города, в котором познал несчастье, и неудачу, и боль, и ненависть, и презрение к самому себе. И именно я дала ему этот шанс и потому для него была символом этой новой, прекрасной жизни. И думаю, что вполне естественно было то, что когда я открыла ему что-то новое в постели — ведя себя не так, как те женщины, которых он знал прежде, немногочисленные по-моему, — я стала для него той, которая должна была быть рядом с ним в новой его жизни. И к тому же я воспринимала его как героя и смотрела на него с восхищением — и это после того, как в течение пяти лет он ловил на себе совсем другие взгляды. И все это, вместе взятое, и сыграло свою роль. И он влюбился в меня и был уверен, что я влюбилась в него, — и возможно, что это и в самом деле было так, потому что он тоже дал мне шанс в тот момент, когда у меня не было совсем никаких шансов.

Нет, не совсем так. Не было моей влюбленности, это для меня слишком сильно — было увлечение. Я увлеклась им и увлекалась все больше, и одному Богу известно, к чему бы это могло привести. Вот он один и знает — я его никогда не спрашивала.

Как я там выразилась, описывая наши с ним отношения: “Все последующие ночи”? Сильная фраза — потому что последующих ночей было всего две…

— Шаг номер два, Олли, — завтра вечером мы предпринимаем шаг номер два. Вчерашний не в счет — это был их шаг, и пусть они отойдут чуть-чуть, и успокоятся, и пусть подумают, как им быть дальше, и, естественно, пока ничего не решат. А завтра мы попробуем сделать так, чтобы их стало еще меньше. И потом сделаем еще одно усилие — и они должны стать воспоминанием, если, конечно, будет кому их вспоминать.

“Или они — или мы”, — подумала я про себя, опасаясь, что он в эйфории сейчас, после случившегося между нами, и не слишком трезво оценивает обстановку. А потом сказала себе, что я несправедлива к нему: он тоже понимает, что карты могут лечь как угодно, просто не хочет, чтобы я об этом думала. Вроде и знает уже, что я совсем не слабая женщина, которую нужно беречь, — и я ему кое-что рассказала о своем прошлом, и сам вчера восхищался тем, как спокойно я себя вела под обстрелом и как моментально от всего отошла и еще сумела провести Бейли, и в постели увидел истинное мое лицо — но бережет.

— Итак, Рэй? — спросила, поглощая приготовленный им завтрак — или, скорее, обед, потому что проснулась в час дня, — и отмечая, какой у меня зверский аппетит после секса, и я не ем, а просто жру. Но решила, что мне простительно — Юджин пропал уже почти четыре месяца назад, и с тех пор секса с мужчиной у меня не было, потому что вялый Дик не в счет, а немужчина Стэйси тем более, а самоудовлетворение с тем, что было ночью, не сравнится. Вот такой вот комплимент ему сделала, не произнося ничего вслух, — и не буду сейчас его забирать назад, некрасиво.