Место действия – Нью Йорк, время действия – 1967 год, и в свет выходит первый альбом группы The Velvet Underground, про который часто говорят, что он предвосхитил панк-рок, а то и еще полдюжины музыкальных стилей будущего. Правда, по открывающей пластинку песне «Sunday Morning» этого вроде бы не скажешь ни за что на свете – звучит она нежно и трогательно, а от панк-рока, казалось бы, максимально удалена. Но с другой стороны, посвящена композиция вовсе не безмятежному «воскресному утру», как можно подумать на основании ее заголовка, а параноидальному состоянию, когда тебе все время кажется, что за тобой кто-то следит (тему предложил музыкантам их номинальный менеджер, знаменитый художник Энди Уорхол). И, собственно, содержание песен – это первое, в чем The Velvet Underground действительно опередили свое время лет на десять: паранойя, наркотики, нестандартные сексуальные практики… 1960-е часто называют веком невинности рок-музыки, но слова «невинность» и «Лу Рид» – лидер The Velvet Underground – положа руку на сердце, вряд ли могут соседствовать друг с другом в одном предложении.
Еще один ярчайший отрывок с первой пластинки группы – трек «Venus in Furs», «Венера в мехах», вдохновленный, понятное дело, творчеством австрийского писателя Леопольда фон Захер-Мазоха, того самого, фамилия которого увековечена в понятии мазохизма: практики получения наслаждения – в том числе сексуального – от собственной боли и унижения. Композиция и на сугубо музыкальном уровне работает весьма нешаблонным образом: мы привыкли, что поп-музыка доставляет нам удовольствие запоминающимися мелодиями и бодрыми ритмами – тут же это удовольствие оказывается принципиально иного рода. Эстетическим фундаментом песни, основным носителем ее выразительности становится альтовый дроун (то есть максимально протяженное во времени, как бы гипнотизирующее слушателя звучание одного и того же тона).
Думаю, этот пример наглядно объясняет, чем The Velvet Underground привлекли Энди Уорхола – если вспомнить его собственные экспериментальные кинофильмы, то там тоже один и тот же план фигурировал на экране вплоть до нескольких часов; можно сказать, это был такой кинематографический дроун. В группе же за этот прием отвечали, главным образом, двое: альтист Джон Кейл и гитарист и певец Лу Рид, который ради того, чтобы добиться этого эффекта, «кастомизировал» свой инструмент весьма занятным образом – все шесть струн настраивались на одну и ту же ноту. Сам Рид называл это «страусиной настройкой», по песне «The Ostrich», то есть «страус», в которой он впервые додумался ее использовать. К слову, именно Рид с Кейлом и вообще стояли у руля ансамбля – в 1966 году они вселились в квартиру, которую ранее снимал композитор-авангардист Тони Конрад, и нашли там забытую им брошюру о подпольных садомазохистских кружках, которая называлась «Бархатное подполье», или The Velvet Underground. Именно так у группы появилось ее название.
Третья важная для Velvet Underground фигура на раннем этапе – немецкая певица Нико (урожденная Криста Пэффген), которая, правда, никогда не была полноценной участницей ансамбля: ее привел Энди Уорхол, сказав, что с гламурной девушкой у микрофона группа станет популярной намного быстрее. То, что означенная девушка на тот момент почти не говорила по-английски, никого не смущало – ей в итоге дали спеть целых три песни, и даже сам альбом назвали «Velvet Underground & Nico». Правда, в композиции «Femme Fatale» Нико поет, вопреки распространенному заблуждению, вовсе не о себе – трек посвящен другой уорхоловской фаворитке, Эди Седжвик. Это вообще интересная история, скажем так, в общекультурном плане, а не в чисто музыкальном: Уорхол считал, что каждый имеет право стать звездой на пятнадцать минут, и поэтому приближал к себе ненадолго кучу всяких людей – от жаждущих славы юных старлеток до стриптизерш и трансвеститов; в будущем Velvet Underground посвятят еще одну свою известную вещь, «Candy Says», трансвеститу Кэнди Дарлинг, очередному уорхоловскому протеже. Собственно, и сама группа была для него точно такой же игрушкой – ни до, ни после этого великий изобретатель поп-арта не занимался музыкальным менеджментом. Однако эта конкретная игрушка оказалась довольно строптивой – к 1968 году птичка вылетела из клетки, а Лу Рид публично размежевался со своим покровителем из мира искусства.