Хождение под мухой

В небольшой комнате Женя включила чайник и повернулась к небольшому холодильнику. Я села за стол, увидела телефон и висящий рядом список сотрудников, глаза побежали по строчкам, их было всего шесть. М.М. Разуваева, это скорей всего Маргарита Михайловна, О. Колосков, Н. Потемкин, И. Челышев, Е. Морозова и Е. Николаева. Значит, Лена либо Морозова, либо Николаева, на всякий случай следует запомнить два номера, а это трудно, с цифрами у меня беда. Так, попробуем сообразить. У Морозовой телефон начинается с тех же цифр, что и наш – 151, затем 62, именно столько было моему отцу, когда он умер, потом 13, чертова дюжина. Теперь перейдем ко второму номеру 168-51-75. Что мне напоминают эти цифры? Господи, как просто, это же годы жизни великого немецкого композитора Иоганна Себастьяна Баха 1685–1750, отбросим ноль и получим нужный телефончик! Страшно довольная собой, я хихикнула, похоже, не зря лезла через забор.

Женя повернулась ко мне:

– Сыр, масло, хлеб… Понимаешь, сыр, масло, хлеб, бу-тер-брод… Будешь?

Я закивала и ткнула пальцем в чайник.

– Молодец, – одобрила медсестра, – кушай, жуй медленно, аккуратненько, куда такой кусище в пасть тянешь!

Боясь выпасть из роли кретинки, я сделала огромный глоток чая и чуть не заорала, ощутив крутой кипяток. На глазах выступили слезы.

– Беда с тобой, – вздохнула Женя и налила чай в блюдечко, – пей спокойно, не жадничай, никто не отнимет.

Спустя полчаса она привела меня в комнату, где на двери висела табличка: «Палата интенсивной терапии».

– Ложись, – велела Женя, указывая на железную койку, окруженную аппаратами, – ничего не трогай, поняла?

Я кивнула. Но медсестра решила на всякий случай припугнуть идиотку до полной отключки.

– Это страшные вещи, все под током, только прикоснешься, убьет.

Я скосила глаза, увидела, что ни один из штепселей не воткнут в розетку, и постаралась изобразить крайнюю степень ужаса.

– Ну, ну, – успокоила меня Женя, – не трясись, сами эти железки на тебя не прыгнут. Укладывайся, вот одеяло.

Вымолвив последнюю фразу, девушка ушла, не забыв повернуть в замке ключ. Я полежала пару минут, борясь со сном, потом слезла с койки, прихватила одеяло, распахнула окно и выскочила наружу. Хорошо еще, что тут не было решеток, хотя, с другой стороны, ну зачем они в палате реанимации, там клиенты лежат тихонько, опутанные трубками.

Замотавшись в одеяло, я понеслась назад и на этот раз преодолела забор без каких-либо трудностей. Одеяло пришлось бросить у подножия решетки, зато напрочь разорванную куртку я отцепила и прихватила с собой.

Сами понимаете, что домой я попала в четыре утра. Вошла тихонько, не желая будить Капу, и наткнулась на старушку, громко рыдающую в прихожей.

– Что случилось? – перепугалась я.

Увидеть плачущую Капу было так же странно, как услышать поющую Плисецкую.

– Люся умерла, – пробормотала Капа.

– Как??

– Не знаю, вернулись с Левой домой, а она лежит без движения.

Из кухни вышел Лева.

– Звали ее гулять, капусту предлагали, даже не шелохнулась. Совсем умерла, жалко-то как.

– Ванька с ума сойдет, – причитала старушка, – ему Люська лучше жены была.

– Вызвали ветеринаров, – сказал Лева.

– Зачем?

– Так увезти надо, похоронить.

Мне стало нехорошо, может, Люся скончалась, объевшись мясом?

Я прошла на кухню и увидела неподвижную ящерицу. Глаза закрыты, на морде умиротворение. Не похоже, что бедолага страдала перед смертью. Вдруг вараниха мирно почила от старости?

– Сколько она у вас жила?

– Три года, – всхлипнула Капа, – а что?

Я не успела ответить, потому как прибыла ветеринар, усталая женщина, сразу, впрочем, оживившаяся при виде нашей стаи.

– Приятно видеть здоровых и веселых собак с кошками, – заметила она, поглаживая Рамика, – в чем проблема, кому нехорошо? На первый взгляд ваши питомцы смотрятся отлично!

– У нас Люся умерла, – сказала я, – вот, проходите сюда.

Врач последовала на кухню.

– Похоже, это варан, да?

– Сами так думаем.

– Я вообще-то больше по кошкам и собакам, – призналась доктор, – хотя сейчас у людей кого только дома не встретишь!

Она присела возле Люси. Мы замерли над ними словно три статуи, изображавшие скорбь.

– Отчего вы решили, что она умерла? – воскликнула ветеринар.

– Ну лежит, глаза закрыты, не шевелится, не дышит, – принялся перечислять симптомы Лева.

– Очень даже дышит, только тихо, – показала доктор пальцем на мешок под пастью варанихи. Мы вгляделись в Люсю. И правда, кожа еле-еле шевелилась.

– Но она всегда такая бодрая, по коридору носится, только когти цокают, – объяснила Капа, – а сейчас вон какая штука приключилась.

– Насколько помню, – вздохнула ветеринар, – резвость проявляет лишь голодный варан, поев, он впадает в спячку, переваривает пищу.

– Но я кормила ее каждый день! – возмутилась Капа.

– Чем?

– Овощами!

Доктор рассмеялась:

– Совершенно неподходящая пища, вараны – хищники, поэтому она у вас и носилась по коридору, как угорелая, голод не тетка. Похоже, правда, сейчас она от пуза наелась белковой пищи. Поняв, что с Люсей не произошло ничего плохого, я осмелела:

– Я дала ей утром много мясного…