Хождение Северина во тьму. Пражские призраки

Вечером он отправился в Старый город на праздничную ярмарку. Пестрый люд толкался среди пряничных всадников, медных труб и цветных барабанов, девушки парочками пробивались сквозь толпу. Фонарики горели над разложенными лакомствами и отбрасывали зыбкий свет на красные тюрбаны торговцев турецкими сластями. У шатра балагана стояла Зденка и глазела на мавра, восседавшего за кассой и собиравшего деньги за вход. Со времени их последней встречи прошло много дней. Она вскрикнула от испуга, когда он неожиданно прикоснулся к ее предплечью.

— Ты… ты… — попыталась выговорить она, и ее красивый голос, искаженный долгими рыданиями, дрогнул. Теперь уже она взяла его за руку и повела в сторону от ярмарочной суеты, на тихую улочку. В свете фонаря Зденка принялась вглядываться в его лицо, и он не мог не заметить, как она осунулась и погрустнела. Ее нос истончился и заострился, как у больной, губы поблекли. Но она по-прежнему оставалась милой: и с этой грустью во взгляде, и с тенями, залегшими под широко распахнутыми глазами, хотя раньше он такого не замечал. Она хотела что-то сказать ему, но не могла. Так и стояла перед ним, растерянная и беспомощная, одурманенная любовью, а в душе Северина сострадание соседствовало с самодовольной радостью, вспыхнувшей при виде чужой боли. Он начал сравнивать Зденку с той актрисой из спектакля, которую всегда вспоминал, когда они виделись. В голове забрезжила мысль, что представление вот-вот закончится и падет занавес. Он погладил Зденку по щеке и коснулся волос над ее лбом — и в движении его вдруг проскользнуло нечто вроде нежности прошедшего лета. И тогда, издав скорбный вскрик, Зденка опустилась на землю и обняла руками его колени.

— Северин…

Прохожие, возвращавшиеся с ярмарки домой, невольно остановились неподалеку, не в силах оторвать взгляда от рыдающей на тротуаре девушки. Северин высвободил ноги из ее объятий и решительно зашагал прочь.

В комнате молодого Николая имелся потайной шкафчик, украшенный драгоценными камнями и мозаикой. Как-то Северин спросил, что там, и Николай достал из кармана изящный ключ и открыл его. Внутри оказались заботливо упакованные и сложенные стопками упаковки с красными шариками опиумных таблеток, ядовитые порошки в крошечных колбах и священный индийский гашиш в плоских аптечных коробках.

— Моя дражайшая коллекция, — сказал Николай.

Ошеломленный Северин надолго застыл перед распахнутым шкафчиком. Он ощупывал пытливым взглядом находящиеся в нем ценности, таящие секреты чужих культур: вещества, приносящие мечты и видения и пробуждающие бурление в крови, яды, влекущие смерть. Ноздри ласкало их томительное благоухание. Николай с улыбкой смотрел на его напряженное лицо, а потом достал из глубины синий флакон со стеклянной пробкой.

— Это верное средство, — сказал он. — Однако соблюдайте осторожность…

Под отполированным горлышком Северин увидел сухие, схожие с глиной, крошки.

— Что это? — спросил он.

— Китайская отрава.

— И вы хотите отдать ее мне?

Николай медленно сомкнул створки шкафчика.

— У меня еще есть. — И повернул ключ.

* * *

Спускаясь по лестнице, Северин столкнулся с Карлой. Тщетно прождав его немало дней, она как раз направлялась к Николаю, подумав, не там ли он. Подол ее черного бархатного платья волочился по ступенькам, и на несколько мгновений ее необыкновенно прямая фигура застыла перед Северином, а неподвижное, обращенное к нему лицо побледнело, будто она решилась на что-то.

— Где ты пропадал?

Северин посмотрел ей в глаза, потемневшие и невидящие, и прочитал в них страх потерять его. Затем он окинул взглядом ее всю, высокую и царственную, выросшую перед ним на каменной лестнице, подобно чужеземному, исполненному тоски цветку, и понял, как она прекрасна в эту секунду. Ее губы хранили воспоминания о поцелуях, коими он упивался совсем недавно. Но теперь они стали для него прошлым, с которым давно покончено и которое более не волнует душу. Мучительно, словно все ему только снится и он подыскивает слова, чье значение ускользает от него, Северин произнес:

— Иди домой, Карла… Я не люблю тебя больше.

Ее рука отпустила перила. В открытую дверь подъезда ворвался порыв ветра и заставил их вздрогнуть от холода.

— Иди домой, — повторил он и зашагал прочь, как недавно, не оборачиваясь, ушел от Зденки.

У себя в комнате он некоторое время постоял в потемках. В кармане нащупал бутылочку, вобравшую тепло его тела, и почувствовал, как холодны руки. Затем зажег свечу.

На столе лежало письмо. На конверте неровным и сладострастным женским почерком было выведено его имя. Должно быть, послание доставили, пока Северин был у Николая. Он открыл его и сразу посмотрел на подпись. Не читая, он поднес письмо белокурой Рушены к пламени свечи.

7