Хождение в Москву

В отделе рукописей библиотеки мне показали разноформатные листки белой нелинованной бумаги, где мелким неразборчивым почерком Федорова чернеют тысячи строк, посвященные самым разнообразным проблемам не только философии, но и политики, литературы, истории, журналистики... Румянцевский музей он называл "Предкремлевским", придавая особое значение тому, что расположен он у стен священного Кремля. Уже тогда Федоров писал, что библиотека должна занимать весь квартал, как оно и стало после революции.

При этом Федоров всегда производил впечатление человека счастливого, всех поражали его глаза, излучавшие свет. Аскетом он себя не считал. Общался со многими людьми, долгое время встречался с Львом Толстым, с ним вел долгие философские беседы, нередко яростно споря. Даже когда между ними произошел окончательный разрыв, писатель отзывался о Федорове всегда с исключительным почтением. Лев Толстой говорил: "Я горжусь, что живу в одно время с таким человеком". Циолковский рассказывал такой эпизод, относящийся к тому времени, когда в мировоззрении Льва Толстого произошел перелом: "Однажды Л. Толстой, будучи в библиотеке, сказал ему: "Я оставил бы во всей этой библиотеке лишь несколько десятков книг, а остальные выбросил!" Федоров ответил: "Видел я много дураков, но такого еще не видывал".

Быть может, это и легенда, но она ярко выражает неукротимость духа Федорова, его трепетное отношение к книгам. Современники полагали, что библиотекарь знал содержание всех томов Румянцевской библиотеки, а их к тому времени насчитывалось сотни тысяч! Федоров в совершенстве владел основными европейскими языками, разбирался в восточных, усиленно занимался китайским. Незаконнорожденный сын князя Павла Гагарина, после смерти отца изгнанный с матерью из княжеского дома, он не унаследовал богатств, титула, фамилии... Но образование получил - окончил Тамбовскую гимназию и Ришельевский лицей в Одессе. До того как стать библиотекарем в Москве, много лет преподавал историю и географию в маленьких городах среднерусской полосы, в том числе - Боровске, где после него учительствовал и Циолковский, не преминувший отметить этот факт в своей автобиографии.

Друг Льва Толстого художник Леонид Пастернак однажды, расположившись за стопками книг в библиотеке, сделал с натуры рисунок Федорова. Он же изобразил за беседой трех философов: Н. Федорова, В. Соловьева и Л. Толстого... Фотографы же подоспели, когда философ в возрасте 75 лет лежал на смертном одре. Никто не помнит, чтобы когда-нибудь он болел. Быть может, прожил бы еще, но в лютые декабрьские морозы поддался уговорам друзей: надел шубу и сел на извозчика. Закаленный организм дал сбой: последовала простуда...

Философа не стало в 1903 году, как раз в тот год, когда его ученик Константин Циолковский опубликовал бессмертное "Исследование мировых пространств реактивными приборами", впервые на Земле математически доказав реальность философских идей Федорова.

Такие вот люди жили в Москве, осветили нам путь в Космос.

"Изумительный философ" полагал, что ширь русской земли способствует образованию характеров беззаветной отваги, удали, жажды самопожертвования, желания новизны и приключений.

Таким был сам Николай Федоров.

ГЛАВА ПЯТАЯ

МОСКВА В ЛИЦАХ

Мэр Москвы Юрий Лужков в книге "Мы дети твои, Москва" пишет, что профессор Гавриил Попов, предлагая ему тяготившую его должность мэра, назвал имя "хозяйственника" Алексеева, сменившего на посту городского головы профессора Чичерина, ничего не сумевшего для нее сделать.

"На следующий день, - пишет Юрий Лужков, - я нашел на своем столе очерк современника об Алексееве". Это был очерк, который открывает эту главу. В ней я пишу о тех, кого очень уважаю или люблю, чьи имена прославили город.

ГОРОДСКОЙ ГОЛОВА НИКОЛАЙ АЛЕКСЕЕВ

Ни в одной из трех "больших" советских энциклопедий (естественно, что и в "малых" - тоже) нет никаких упоминаний о Николае Александровиче Алексееве, бывшем московском городском голове в течение двух сроков, с 1885 по 1893 год. Причина тому лежит на поверхности. Вся земская, думская деятельность, особенно на городском уровне, считалась официальной историографией, не заслуживающей внимания, не представлявшей значения, относилась к неким малым делам. К ним причислялась всякого рода благотворительность в пользу бедных и их семей, инвалидов, устройство ночлежек, бесплатных столовых, основание школ, больниц, музеев... А это несмотря на то, что благодаря дарителям и благотворителям, думской деятельности Москва располагает множеством разных лечебниц, служащих по сей день зданиями театров, училищ, используемых поныне, Театральным музеем, Третьяковской галереей, музеем изобразительных искусств.