Так случилось, в частности, на Ленинградском проспекте, на 2-м часовом заводе, куда председатель исполкома поспешил, чтобы разрядить обстановку.
"Приехал на завод, - пишет он. - Двор заполнен возбужденными рабочими. Выяснилось, что они не знали о том, что эвакуация производится по решению правительства. Рабочие предполагали, что руководители завода самовольно вывозят оборудование".
Да, рабочие не знали о решении правительства.
Правдивую картину этого дня в Москве в Кремле оставил в своих записках бывший нарком авиационной промышленности СССР А.И. Шахурин.
Утром 16 октября он побывал на двух предприятиях, где произошла эвакуация. В опустевших цехах одного из авиазаводов застал группу рабочих в подавленном настроении. Из глаз женщины-работницы брызнули слезы, когда она нежданно-негаданно увидела наркома:
"- Мы думали, все уехали, а нас оставили. А вы, оказывается, здесь..."
Шахурин ответил:
- Если вы имеете в виду правительство и наркомат, то никто не уехал".
(Нарком сознательно лгал в данной ситуации. Все наркомы и наркоматы получили предписание выехать из Москвы, а он добился у Сталина разрешения на некоторое время задержаться, чтобы завершить неотложные дела.)
По дороге нарком увидел, что в Москве не работает городской транспорт, закрыто метро. На другом заводе, где он побывал, рабочие возмущались, что руководство уехало, а положенной зарплаты за две недели вперед на выдало. Вскоре наркома вызвали в Кремль, где он увидел такую картину:
"Кремль выглядел безлюдным. Передняя квартиры Сталина открыта. Вошел и оказался один из первых, если не первым, вешалка была пуста. Разделся и прошел по коридору в столовую. Одновременно из спальни появился Сталин. Поздоровался, закурил и начал молча ходить по комнате.
В этот момент в комнату вошли Молотов, Щербаков, Косыгин и другие. Сталин поздоровался, продолжая ходить взад-вперед. Все стояли. Сесть он никому не предложил. Внезапно Сталин остановился и спросил:
- Как дела в Москве?
Все промолчали. Посмотрели друг на друга и промолчали.
Не выдержав, я сказал:
- Был на заводах утром. На одном из них удивились, увидев меня: а мы, сказала одна работница, думали, что все уехали. На другом рабочие возмущены тем, что не всем выдали деньги, им сказали, что увез директор, а на самом деле не хватило в Госбанке дензнаков.
Сталин спросил у Молотова:
- А Зверев где?
Молотов ответил, что нарком финансов в Горьком.
Сталин сказал:
- Нужно немедленно перебросить самолетом дензнаки.
Я продолжал:
- Трамваи не ходят, метро не работает, булочные и другие магазины закрыты.
Сталин обернулся к Щербакову:
- Почему?
И, не дождавшись ответа, начал ходить.
Потом сказал:
- Ну, это ничего. Я думал, будет хуже.
И, обратившись к Щербакову, добавил:
- Нужно немедленно наладить работу трамвая и метро. Открыть булочные, магазины, столовые, а также лечебные учреждения с тем составом врачей, которые остались в городе. Вам и Пронину надо сегодня выступить по радио, призвать к спокойствию, стойкости, сказать, что нормальная работа транспорта, столовых и других учреждений бытового обслуживания будет обеспечена.
Помолчав еще немного, Сталин поднял руку:
- Ну, все.
И мы разошлись, каждый по своим делам".
Как видим, никто, кроме наркома, во время описываемой сцены не доложил о положении в Москве. А ведь, кроме напряженной обстановки на заводах, еще большее напряжение царило на улицах, особенно на вокзалах.
Но об этом мы можем прочитать не в воспоминаниях должностных лиц, а в романе Константина Симонова "Живые и мертвые", где описывается то, что было "хуже" закрытых магазинов и замершего транспорта: "Десятки и сотни тысяч людей, спасаясь от немцев, поднялись и бросились в этот день вон из Москвы, залили ее улицы и площади сплошным потоком, несшимся к вокзалам и уходившим на восток шоссе, хотя, по справедливости, не так уж многих из этих десятков тысяч людей была вправе потом осудить за их бегство история".
Были, однако, в этом потоке люди, которым вскоре после 16 октября пришлось держать ответ не перед историей, а перед судом военного времени, трибуналом. Об этом сообщили газеты, дав информацию о суде над директорами магазинов и заводов, убежавших со своих постов.
Переполненные вокзалы не могли за день отправить массы неорганизованных, стихийных пассажиров. Трудно передать состояние людей, попавших в толпы, осаждавшие станции в тот черный день.
Чтобы покончить с растерянностью, поддержать мужество людей, необходима была правдивая информация. Но по радио 16 октября никто из руководителей не выступил...
По Можайскому шоссе катилась лавина беженцев, крестьяне уводили с собой кормильцев - коров, овец, лошадей, люди тащили на себе узлы, везли вещи в детских колясках, на велосипедах...
И на следующий день, 17 октября, в городе было неспокойно. На шоссе Энтузиастов, бывшей Владимирской дороге, которая вела на восток, собралась толпа, не выпускавшая из людского кольца колонну машин, следовавших в тыл.