Хождение в Москву

«Донжуанский список». Особняк принадлежал в 1868—1872 годах Елизавете Николаевне Ушаковой. В молодости она жила на Пресне. Тогда в доме Ушаковых часто видели Пушкина, ухаживавшего за сестрами, Екатериной и Елизаветой. В девичий альбом младшей сестры, будучи влюбленным в Наталью Николаевну, поэт вписал не только стихи, но и так называемый «Донжуанский список», состоящий из двух столбцов, который дал обильную пищу пушкинистам. Первый столбец насчитывает 16 имен женщин, к которым испытывались серьезные чувства, его заключает «Наталья», руки которой жаждал составитель шутливого перечня. Во втором столбце 18 имен женщин, с которыми связаны были мимолетные увлечения. Пушкин одно время задумал жениться на юной Екатерине Ушаковой, но получил отказ.

Елизавете Ушаковой посвящено шестистишие:

Вы избалованы природой;
Она пристрастна к вам была,
И наша вечная хвала
Вам кажется докучной одой.
Вы сами знаете давно,
Что вас любить немудрено...

Письма Пушкина и написанные о нем воспоминания Елизавета Ушакова перед смертью сожгла.

«Аргонавты». Андрей Белый и Александр Блок. Другое «яркое пятно» проступило на Арбате, 55. Музей создан в квартире, где родился и вырос Андрей Белый, детально описавший улицу в прозе и стихах:

И на Арбате мчатся в вечность:
Пролеток черных быстротечность,
Рабочий, гимназист, кадет...
Проходят, ветром взвив одежды,
Глупцы, ученые, невежды,
Зарозовеет тихий свет
С зеленой вывески «Надежды»
Над далью дней и далью лет...

Некогда ампирный дом надстроен двумя этажами. В истории русской литературы он известен как пристанище «Аргонавтов». Так назывался литературный кружок, собиравшийся в квартире Андрея Белого, мастера литературы, будущего автора романов «Петербург» и «Москва», поэта Серебряного века.

Как вспоминал Андрей Белый: «В морозный пылающий день раздается звонок: меня спрашивают, выхожу я и вижу...

– Блоки».

В тот вечер, вскакивая с мест, восторженные слушатели, лучшие литераторы Москвы назвали Блока первым поэтом России. С тех пор завязалась дружба поэтов, чуть было не закончившаяся дуэлью из-за любви Андрея Белого к жене Блока, не оставшейся безучастной к его страсти. Ни один великий поэт не воспел своей избранницы так, как это сделал автор стихов о «Прекрасной Даме». И не принес столько мучений. Возвышенное отношение к невесте трансформировалось после венчания в церкви в аномалию: будучи в браке, молодые не вступали в супружеские отношения, что причиняло мучительные страдания Любови Дмитриевне. Заключенный на небесах брак не распался, но утешения каждый из супругов искал на стороне, откуда однажды вернулась Любовь Дмитриевна беременной. Роды закончились смертью ребенка, которого готов был признать своим Блок.

В последний приезд в Москву в мае 1921 года (и за год до этого) тяжело больной Александр Блок жил на Арбате, 51, рядом с домом «Аргонавтов» и домом А. С. Пушкина. Он останавливался в «неуплотненной» квартире профессора Петра Семеновича Когана, марксиста, возглавлявшего тогда недолго пожившую советскую академию художественных наук. На вокзал за гостем прислал автомобиль Лев Каменев, покровитель профессора, глава Московского Совета. Тогда больного осмотрел придворный врач, посчитавший причиной недуга «однообразную пищу», вызвавшую истощение, малокровие, неврастению. Блок не только выступал публично, но и побывал приватным образом в Кремле на квартире Каменева, где читал в кругу его семьи и друзей стихи.

Страдавший бессонницей Блок ночью ходил к храму Христа Спасителя, сопровождаемый Неллей Александровной, женой профессора, в него влюбленной.

Знакомство с членом Политбюро и главой Моссовета не помогло, когда в Кремле решался вопрос о срочном выезде Блока для лечения за границу. Политбюро во главе с Лениным отказало в этой милости, когда же при повторном обсуждении поездку разрешили, было поздно. Поэт умер в мучениях.

«Я помню Арбат. Быстро бежит, шевеля своими тараканьими усами, литературовед П. С. Коган. Его останавливает седой человек и говорит два слова:

– Умер Блок!

И сухой Коган ломается пополам, из его рук выпадает сумка для академического пайка, и профессор оседает на руки встречного, как будто рушится карточный домик, и начинает плакать, как ребенок». Свидетелем этой сцены оказался литератор Вадим Шершеневич, автор неопубликованных при советской власти мемуаров «Великолепный очевидец».

Да, яркие имена вспоминаются, когда рассказываешь об улице.