Хождение в Москву

Воскресенские, они же Иверские, ворота вели на Красную площадь. С одной стороны к ним пристроили в ХIХ веке Исторический музей, с другой стороны – здание Городской думы. Земля здесь была самая дорогая, ценилась высоко, застраивалась тесно. Трехэтажные палаты ворот венчались башенкой, как повелевал сосед – Кремль. Башни с шатрами запирали бывший Воскресенский, нынешний Исторический проезд. С одной стороны пред ними расстилалась главная площадь – Красная. С другой – начиналась главная улица Москвы – Тверская, близко к воротам подходили ее дома.

И вот на этом самом месте, где стыковались главная площадь и главная улица, перед воротами, в простенке между арками, примостилась каменная одноэтажная часовня. Квадратная в плане, под куполом со звездами, над которым возносилась статуя крылатого ангела с крестом. Статуи святых стояли по сторонам дверей часовни, куда верующие поднимались по ступеням.

В часовне у ворот находилась одна из самых почитаемых святынь на Руси – Богоматерь Иверская. Икону увидеть стремился каждый православный, а таковыми были в далеком прошлом все русские люди. Оригинал иконы находится в Иверском монастыре на Афонской горе. Туда из Москвы с поручением снять точную копию с нее прибыл посланец Никона, будущего патриарха, тогда архимандрита Новоспасского монастыря.

Писал икону священник Романов водяными красками на кипарисной доске. Писал, будучи в экстазе, по пять дней не ел. Питался в субботу и воскресенье. Пока иконописец творил, братья служили два раза в неделю всенощные и литургии... «И та икона не рознится ничем от первой иконы, ни длиною, ни шириною, ни ликом, одним словом новая аки старая», – писали монахи в Москву, отправляя с почетом туда Иверскую. Встретили ее у Воскресенских ворот Китай-города всем народом во главе с царем и патриархом 13 октября 1648 гoда. На том месте и возникла часовня.

С Иверской сделали несколько копий для царя, членов его семьи, патриарха, бояр, а также для монастыря на Валдайском озере. При Петре I и его преемниках, когда Москва перестала быть столицей, Иверские ворота стали триумфальными. Через них въезжал на Красную площадь Петр, празднуя Ништадтский мир под гром пушек, звон колоколов и музыку оркестров, пронося через ворота потешную флотилию судов с распущенными парусами. Точно так же центром празднества стали ворота во время триумфа в честь побед над Турцией при Екатерине II. Со времен Петра II ни одна коронация не обходилась без торжеств на этом самом месте.

Перед захватом Москвы армией Наполеона икону вместе с другой святыней – Владимирской Божьей Матерью – вывезли в глубь России, в Муром. После освобождения города ее с почестями вернули на прежнее место, где она пребывала, помещенная в золотую ризу весом в 27 фунтов, 59 с половиной золотников, украшенную драгоценными камнями.

В часовне с утра до вечера шла служба. Однако в ней находилась копия образа, привезенного с Афона. Сама икона постоянно «путешествовала» по Москве. Каждый, кто мог оплатить службу, заказывал Иверскую для освящения нового дома, исцеления больных, утешения в горе...

В память об изгнании Наполеона ежегодно 13 октября происходил крестный ход к Воскресенским воротам и далее вокруг стен Кремля. ...И вот при большевиках не стало ни часовни, ни ворот, ни башен с шатрами и шпилями. Когда это случилось? Историк Петр Сытин пишет: «В 1920 году в проезде была ликвидирована Иверская часовня... В 1936 году были разобраны мешавшие движению Воскресенские ворота».

Если это так, то 1920 год можно считать началом утрат важнейших святынь Москвы. Однако есть сомнение относительно указанной даты. В мемуарах писательницы Анны Караваевой, описывающей нэповскую Москву 1927 года, утверждается, что часовня тогда существовала. Вспоминая давнюю, но запомнившуюся на всю жизнь прогулку с писателем Александром Фадеевым, она писала: «Как давно привычна и мила взору прекрасная картина Красной площади, которая еще издали открывается нашему взору в проходе между зданием музея В. И. Ленина и зданием Исторического музея. А в те годы этого прохода не было, он был забит неуклюжей, закопченной свечами Иверской часовней. Вокруг ее стен, икон, дымных огоньков свеч и лампад гомонила толпа богомолок, хриплоголосых певчих и нищих.

Фадеев посмотрел на Иверскую беглым холодно-сощуренным взглядом:

– Хватит им тут кадить! – усмехнулся он. – Скоро, поговаривают, начнется реконструкция Москвы, и одним из первых рухнет все это скопище!»

Молодой да ранний Александр Фадеев, секретарь воинственной организации пролетарских писателей, не сказал подруге, где именно «поговаривали» о реконструкции. Он имел возможность слушать высказывания на верхних этажах власти, знал хорошо планы, которые вынашивались в двух шагах от Иверских ворот...

Привожу эту цитату, чтобы показать: злодеяние грело сердце не только тех, кто приказывал уничтожать древности Москвы, но и многим молодым хозяевам страны, которые брали ее в мозолистые руки.