Та-а-к, а тут побогаче будет. Есть кое-какая обстановка. Обстановка была представлена аж тремя столами. Один – нормальный такой канцелярский двухтумбовый стол. Поверхность стола покрыта старым, уже осыпающимся, коричневым дерматином. На нем еще заметны глянцевые следы от стаканов. Узнаю тебя, Русь! Тяжелый мраморный письменный прибор с перьевой ручкой и высохшей чернильницей, пожелтевший перекидной календарь. Дата – 26 декабря 1953 года. Все ящики пустые, только мусор – кнопки, скрепки, старые карандаши, истертая на нет копировальная бумага. Два других стола – обычные доски на ножках. Несколько стульев. Пустой металлический ящик для документов с приоткрытой дверцей и торчащим в ней ключом. По стене за столом стояло шесть как бы ни… да, точно! Больше всего эти штуки напоминали штативы для фотоаппаратов. Три ноги и вертикальная, регулируемая по высоте, стойка. За стойками, на стене, самодельный, выцветший от времени плакат. Красной тушью, большим плакатным пером написано:
"Опасность!!
На оси не стоять!
Смертельно опасно!!!"
На какой оси? На земной, что ли? Я пошарил по сторонам фонарем. На полу, в темноте, стало заметно нарисованную толстую белую линию, идущую вдоль почти по центру этого тира. Просто здесь, в центре помещения, где горела единственная лампочка, её или зашаркали подошвами, или затоптали грязью. Ладно, ось мы нашли. А больше ничего и нет… Виноват! Между тумбами стола спрятан ящик с пустыми бутылками из-под "Нарзана". Часть бутылочных ячеек пусты и в них валяется всякий мусор – окурки, станиоль, шоколадные обертки и конфетные фантики. Чувствуется, что тут много курили, пили коньяк, закусывая его шоколадом.
Вдруг, неожиданно, вспомнились строки из Стругацких: "… на скатерти виднелись неотмытые пятна. На ней много и вкусно ели. Ели омаров и мозги с горошком. Ели маленькие бифштексы с соусом пикан. Большие и средние бифштексы тоже ели. Сыто отдувались, удовлетворенно цыкали зубом…"
Цыкать зубом я не стал. Страшно стало. Вы же помните, кто пришел к герою "Понедельника" на это цыканье? Однако, цыкнуть захотелось. За всеми этими делами я успел проголодаться.
–Ну, что, напарник? Может, пошабашим пока, а? Пошли, поедим, Кошак? Ты как насчет пожрать?
Насчет пожрать, Кошака можно было и не спрашивать. Жрать он мог всегда, круглые сутки напролет. Кот грубым мявом выразил мне полную поддержку в задуманном, задрал хвост трубой и неспешно потрусил на выход. Уходя, я дисциплинированно погасил свет.
Смотались мы с котом из подвалов в самую тику. Только я вышел на свет божий, как запищал и украсился сообщением о гостях мой электронный шпион. Пришлось снова спускаться в трансформаторную будку и выгружать большой черный пистолет. Гости могли испугаться.
Ухватив метлу как копье, я встал в позу Ильи Муромца и поднял шуйцу козырьком. По направлению к объекту пылил военный "КрАЗ". В душу закралось ожидание грядущих неприятностей. Я пожалел, что выгрузив "Стечкина", не взял снайперку.
"КрАЗ" тормознул, громко зашипев сжатым воздухом и почти скрывшись в клубах пыли, хлопнула дверца, и из пылевого облака выкатился незнакомый мне прапор-колобок.
–Привет, служба! А Петрович где? – радостно заорал прапор.
"Прикидывается, гад… Сейчас выхватит базуку и начнет стрелять…" – подумалось мне. Я тоскливо повел глазом, прикидывая, куда мне придется прыгать от осколков…
–А нету Петровича, военный… В госпитале он. На обследовании.
–Что с ним случилось? – огорчился прапор.
–Да ничего с ним не случилось! Что с ним может случиться, с конём таким? – искренне удивился я. – На плановом обследовании он. А тебе чего надобно-то, военный?
–Ты тут новичок, паря? Оно и видно… – прапор достал большой платок и вытер лоб. – За рыбкой я заехал. Угощал меня Петрович иногда. У тебя рыбки немного нету, а? Мужиков подкормить?
–Ты вот, что, военный… Зови своего водилу и пошли. Покормлю я вас сперва, заодно и поговорим. А познакомлюсь я тобой, может, и по рыбке что-нибудь решим, ясно?
Возражений это предложение не вызвало. Прапор крикнул солдатика, рухнул на табуретку в нашей беседке, снова вытер плешь платком и представился Тарасом Гренько. Забавно, – в его произношении это прозвучало как "Хренько". Он был из военно-строительного отряда, расположенного километрах в тридцати от хуторка. Петровича он знал только и исключительно как сторожа насосной станции. А на мой вопрос, почему Петрович полюбил его как брата, дал честный и искренний ответ. За копченую рыбку офицеры-стройбатовцы расплачивались ударным трудом своих бойцов и лизингом строительной техники. На благо нашего хуторка, понятное дело. Так что свою рыбку прапор заслужил. А я обзавелся полезным знакомством.
Тут прапор вытащил плоскую фляжку со спиртом, и в подвал я уже в этот день не вернулся. Это ясно.
Глава 9.