Хожение Вадима Серегина

— Царские холопы и воеводские стражники хватали меня за ноги и били мордой об пол. Но я здоров и бодр, стою здесь и вправляю вам в мозги всю правду. А они валяются под забором или уже перевоспитались. Вот вам тонкий намек, смекайте, граждане. Хватит ишачить на свое пузо и на посылочки Государю и его веселой артели: брехливым историкам, заплечных дел лекарям, дубинообразным бойцам, низкопробным бабам. Вы не куклы и нечего болтаться на ниточках, которые дергает царь. Довольно потребительства и низкопоклонства. Если ты трудишься так, что вместо головы у тебя получается чугунный котелок, то и прибыток будет не впрок. Лучше уж жить полегоньку.

— Вопрос можно? — донеслось из толпы.

— Вопросы мы приветствуем.

— Ты за ленивых воюешь, гражданин хороший?

— Слышу опять стереотип. Если кому-то достаточно грибов и морошки, если кто-то хочет смотреть не в котел каши, а на звезды…

— В лопухах сидючи. Не пронесет-то от грибов и морошки? — в толпе оскорбительно захихикали.

— У нас в головах звезд не меньше, чем на небе, — не смутясь, настаивал Серегин, — зашел не туда, умей покаяться, но не стой же на месте.

Строгость атамановых речей окончательно разрушила какая-то бабенка. Она сидела с больным зубом дома и стала очевидцем тому, что Семенов забрал у нее из-под носа бутыль самогона.

— Рятуйте, грабят, — бросилась она на середину майдана.

— О чем вы? — вежливо спросил атаман.

Она обернулась на голос и принялась стаскивать Серегина с «пьедестала». Зрители подбадривали участников единоборства. Момент был напряженный, ответственный.

— Погасни, бандерша, — посоветовал, отпихиваясь, лихой атаман.

— Может, ты и это видел, — не растерялась бандерша и балетным движением показала Серегину зад.

Тот поднял плеть, опустил ее, куда полагается, и ведьма с визгом улетела.

— Так будет с каждым, кто пойдет против народа, — изрек он, краснея.

Селяне тем временем стихли, но не спешили присоединяться к освободительному движению.

Однако Серегину очень подсобило, что прибежал мальчонка без порток и заорал: «А в огороде болото»-Обернувшись по сторонам, деревенские были потрясены зрелищем булькающей повсюду грязи и утопающих в отвратной жиже кочанов капусты.

Три десятка селян двинулись за атаманом, покидающим Великое-в-труде, которое напоследок было переименовано в Освобожденное-от-труда. Семенов сидел в реквизированной у бандерши повозке, доверху заполненной провиантом. Он сытно икал и щурился от полноты чувств. «Теперь уже жить можно», — повторял он.

И из похода на Выселки, проведенного по тому же сценарию, Серегин вернулся с новобранцами. Разве что сматываться там пришлось по-быстрому, но все же успели до подхода конного отряда царской стражи.

8

«И уже не осталось для бунтовщиков ничего святого. И хоть знали, что кара неотвратима, не пришли с повинной к Государю, не покаялись перед ним, но, остервенясь, подобно последней зимней вьюге перед наступающей благодатной весной, топтали святыни, пустошили земли, предавали поруганию возвышенное. В селе Великое-в-труде поднялась у них неправедная рука на женщину-мать, которую они изувечили кнутом…».

Глашатай орал через речку, боясь стрельбы в свой адрес, но делал это не переставая, день и ночь напролет.

Повстанческое войско находилось на месте Поселения, взятого лихим ночным рейдом. Этот набег Серегину ничего, кроме славы, не принес, потому что все поселенцы оказались как оловянные солдатики. На роль повстанцев они решительно не годились, даже за изгородь их приходилось выносить, в лучшем случае выталкивать. Начальники, те оперативно смылись, прямо в исподнем.

Серегин отдыхал в бывшем доме Управителя, пописывая указ об учреждении волости вечного отдыха на месте бывшей царской каторги. В качестве наместника сажался Семенов, но под псевдонимом Дармакович. Попутно Вадим сочинял очередные лозунги по завлечению и возбуждению народа. Казаки-разбойники тем временем маршировали по «топталовке», нескладно горланя «…чтоб спокойно уснуть и не увидеть во сне кошмары, мусоров и нары…», и от их шума уже болела голова.

Серегину очень хотелось из придуманной Тимофеем Николаевичем игры в одни ворота сделать настоящую, с неопределенным исходом. Однако он помнил предупреждение Государя о том, что любые изыски лишь пойдут на пользу монаршему делу. Непростая получилась задачка. Как ни считай, а все против него. Полнота сведений в руках Тимофея Николаевича. Его способность телепать на дальних и близких дистанциях. Пока неоспоримая привлекательность послушания. Убежденность в том, что люди кормятся не как попало, а согласно своей полезности. Радость и малых и великих от участия в каком-то деле Благоустроения Земли.

Конечно, представления народа можно было критиковать за натяжки, ограниченность, недоразвитость. Но правда-реальность заключалась в том, что любая трепотня бессильно рассеивалась перед той замечательной сказкой, которую творил о себе и своей Земле Тимофей Николаевич.

Верной опорой оставалась только кучка грязных бедокуров и тунеядцев, что всегда — если ситуация благоприятствовала — предпочитали случайные заработки под рубрикой «разбой».