Хозяева Земли

Не предавай! Не предавай! Не предавай! Выть хочется!

— Почему ты улыбаешься? — Это уже мой сип сквозь сопли и слезы.

— Когда мне больно я делаю это всегда, — отвечает. — Валерия должна помнить мои последние слова.

Киваю. А он говорит без улыбки наставническим тоном:

— Красота — пыльца, сложно создать, легко испортить, но красота всего лишь пыльца, а Душа — крылья, летать можно и без пыльцы.

Замолкает.

Смотрю на него, такого красивого, величественного, так хочется прижаться к нему, почувствовать, как бьется его большое сердце. Глаза голубые смотрят на меня, в них множество миров, а может, и вся Вселенная. Он — самое лучшее, что у меня было. Он — волшебство, мир грез моих. Его взгляд без тени отвращения, брезгливости, злорадства.

Он не произносит больше ни слова. Но глаза его молят, чтобы выполнила просьбу.

Я отрываю второе крыло.

Словно отделяю часть своей души. Боль невыносима. Слезы капают на синюю пыльцу… кап… кап… кап. Дождь слез. Я смотрю на место, где секунду назад был ОН. А слезы капают и застилают глаза. Он просто испарился, рассыпался на частицы, а может, ушел в свой мир, где ему уже не быть прежним.

Крыло в моей руке рассыпается в синюю пыль и развеивается по поляне…

Верю ли я в существование души? Да, теперь верю. Он не мог уйти навсегда! Только не Эрей Авель.

* * *

Пустота. Вокруг и в душе пустота. Безымоциональность. Оставленные на месте пикника вещи меня не волновали, дошла до карьера окольными путями, пребывая, будто под наркозом. Дальше обошла озеро и по тропинке приковыляла к железной дороге. Поздним вечером, пробираясь под светом тусклых фонарей через один не работающих, показалась дома.

Все вопросы матери проигнорировала. Даже разъяренный отец не смог меня расшевелить. Я в трансе. Причем в глубоком. Видоизмененное восприятие фильтрует все.

— Ты почему на звонки не отвечаешь?!

— Да мы тебя обыскались!

— Ты как с помойки! У тебя все хорошо?!

— А тебя случаем не изнасиловали?

— Врача!

И все в этом духе.

Холодный душ частично вернул меня в этот мир. Немного обострил чувствительность. Долго не выходила, тихо рыдала. Ночью тоже. Алинка себе места не находила, ничего понять не могла. Коша тоже вилась, будто я сплошная кошачья мята. Вроде как врач приходил какой-то. Давление померял, температуру. Осматривать себя не дала. Нечего меня трогать.

Неделю провалялась, думая лишь о словах Эрея Авеля. Прокручивая нашу беседу снова и снова. В середине хандры даже начала мысли в кучу собирать, анализировать сказанное.

Вспомнила про пыльцу, что оставила на той полянке!

Но из дома не выпускали. Поправилась, и сидела, как на иголках в ожидании, когда же родители дадут бодро и выпустят на волю. Свершилось это через полторы недели. Первым делом отправилась туда, где встретила ЕГО. Алинка и Макс со мной увязались. Надо отдать должное, старались веселить и создавали позитивную атмосферу. То, что их родители подрядили на это дело, и не сомневалась.

Теперь на все под другим углом взглянула.

Поляну ту нашла. Меня будто зов какой-то вел, или интуиция не подкачала, что петлять и кружить не пришлось. Вышла к месту и сразу задохнулась от эмоций. Горечь, волнение… слезы.

Нашла свой сверток. Странно, что форму он не утратил, все тот же кулек в траве, даже не распрямился. Лист не завял и не высох. Зеленый был, таким и остался. Странно. Проявление волшебства, не иначе.

— Делай дозвон, — Алинка строгая стала в последние дни. Повзрослела.

— Да все, не абонент, батарея села уже, — рычит Макс. — Ни один телефон столько зарядку не держит.

Они думают, я телефон искала и сумочку. Ни о чем ведь не спрашивают, молчат. Наверняка видеоблог Кристины посмотрели. Знают, что к чему.

С поляны уходить не хочется. Но дождик накрапывает. За себя не переживаю. А вот за подарок его — да. Ведь это все, что осталось… Спрятала в сумочку. Кулек размером с яблоко вышел. Незаметно это сделала, пока Макс с Алиной обнимались за кустиком. Скромнее они стали, видимо, не хотят меня нервировать своими лобызаниями.

Не скажу, что ненавижу Кирилла. Но теперь он мне противен. Предатель, самый настоящий. Их сговор очевиден. Я думаю, они ждали, устроили засаду. А в институте незадолго до этого подговорили сплетницу. Та и навеяла мне, дурочке романтики.

Забавно вышло. И я на удивление себе, не расстроена. Мне на мирское стало плевать. Да, возвращается постепенно зависимость от мнений. Но мой мир теперь не в интернете, не в смартфоне и блоках, не в соцсети или институте. Мой мир во мне. Я закрываю глаза и вижу Эрея Авеля. Не улыбающегося, нет. Это означает, что ему плохо. А заинтересованного мной красавчика с приподнятыми бровями. Моя кожа покрывается мурашками вновь и вновь, когда вспоминаю прикосновение его волос. Мое сердце замирает, когда представляю его поглощающий взгляд.

— Лерка? — Передо мной возникает Алина, сердитая и такая взрослая. — Ты с нами?

— Нет, — говорю и улыбаюсь.

— Чтоб ты знала, — подходит Макс. — Он в больнице, немного упал.