Хозяйка

Уж второе десятилетие двадцать первого века шумело за окном, а Катерина Матвеевна словно из далёкого прошлого шагнула. Как ни старалось, а не могло нынешнее суетное время навязать ей свой темп жизни, свою пустотелую, тщетную поверхностность. Катерина Матвеевна была словно монолитный обломок былой старины, непотопляемый, независимый, цельный. Какие бы бури и шторма ни бушевали вокруг, она стояла прочно, как скала, и житейские волны об неё только разбивались и пенились, обтачивая её, как гальку. Никогда не бедствовала она, хотя сумасшедших прибылей и не имела, но достаток её оставался стабилен. Одним словом — хозяйка. И всё-таки немножко ведьма. Если что предсказывала — так и случалось. Вот, к примеру, дяде Феде гибель предрекла, Сергея Хомченко предупредила, чтоб оглядывался — подкараулили его тёмным вечером какие-то залётные грабители, ранили ножом, но, слава богу, не насмерть. Кошельком и телефоном отделался. Участковый Тимохин, приходившийся Катерине Матвеевне дальним родственником, спросил её как бы в шутку:

— Катюх, а ты случайно не знаешь, кто Серёгу пырнул? Вроде дело мелкое, а «висяк», похоже, намечается.

Катерина Матвеевна посмотрела на него пронзительно:

— Ты всерьёз спрашиваешь?

Тимохин как будто смутился, усмехнулся:

— Ну дык... Про тебя вроде ж говорят, что ты всё знаешь, как эта... как её... ведунья.

Катерина Матвеевна помолчала, глядя вдаль, а потом проронила:

— Весной их найдёте. Когда подснежники пойдут.

Уже забылся этот разговор, а весной в лесочке за посёлком и правда нашли двух «подснежников» — два вышедших из-под снега трупа молодых мужчин. Долго шло расследование, приезжали из города следователи. Местный житель Лёха Бочкин в конце концов признался, что он их зарубил топором, когда они к нему в дом полезли, а у него жена тогда была беременная. Трупы он вывез в лес и прикопал, да неглубоко. В ходе следствия выяснилось, что этим же наглым ребятам принадлежало и «авторство» раны Серёги Хомченко.

Всё мужское население посёлка считало Катерину Матвеевну женщиной очень привлекательной, но давно уже шла о ней слава как о неприступной, странной особе. Вот чего она, спрашивается, отшивала всех, кто за ней пытался приударить? Ведь в самом соку баба, такой стоит пальцем поманить — и все мужики будут у её ног. Одни глаза её, колдовски-голубые, пронизывающие, чего стоили!.. Разборчивая она, что ли, такая, или же какая-то неприглядная тайна стояла за её одиночеством?... Словом, разные слухи о ней ходили меж обывателей. Но в лицо ей народ не смел высказывать свои догадки. Сверхъестественная слава заставляла людей относиться к ней с почтением и опаской, как издревле относились к колдуньям и знахаркам. И правда, был в ней какой-то мистический магнетизм, что-то «этакое» во взгляде, в голосе. Свои самые мрачные предсказания она изрекала тихо, роняя слова как бы небрежно, нехотя, но оттого они звучали ещё более жутко. На насильственную смерть у Катерины Матвеевны было просто чертовское чутьё, обдававшее морозом по коже.

Но это всё — присказка...

Выпив свой чай с мелиссой, Катерина Матвеевна отпускала закатное солнце на отдых. Солнцу тоже нужен покой, как и всему живому... К чаю у неё было благоухающее корицей и ванилью домашнее овсяное печенье, кисловато-сладкое варенье-желе из красной смородины и поджаренный до хрусткой корочки хлеб с маслом. Иногда таким чаепитием она баловала и работников, если им случалось задерживаться. Но сегодня она чаёвничала одна.

Достав телефон, она улыбнулась. В голубых глазах брезжила грустноватая нежность.  Она читала письмо.