Хозяйка бешеных кактусов

Она с удивлением увидела в бегущей толпе бледную, словно смерть, Асю (ей только косы в руках не хватало для завершения образа) и перебинтованного Никиту. Остальных мчащихся в ночи мужчин Яна не знала, да у нее и не было времени их разглядывать. По всей видимости, они были работниками милиции. Но почему-то они кинулись врассыпную за убегающими в разные стороны визжащими женщинами в белых одеждах. Со стороны сцена напоминала этакую вакханалию. Или народный праздник в ночь на Ивана Купала: молодые девки в белых рубахах играют в пятнашки с женихами, кто кого догонит, тот на том и женится. Совет да любовь, одним словом.

А костер горел по всем правилам. Вот только прыгать через костер никто не собирался, да и над костром висела вовсе не «масленица» – чучело-девка, а длинноногая белобрысая девица с заклеенным ртом. Огонь уже доставал до длинных волос Яны, она даже слышала, как они трещали, и чувствовала неприятный запах паленой курицы. Но почему-то никто не спешил ей на помощь! По всей видимости, приехавшие решили, что ей все равно конец, если уже не крышка, так как не заметить ее на столбе, объятом пламенем, в темноте было невозможно. Ася, неотрывно глядящая на нее, споткнулась, упала и встать больше не смогла. Яна поняла, что и правда пришел ее конец. Она слишком хорошо знала свою подругу: в минуты опасности и высшего нервного напряжения ту просто-напросто охватывает паралич, и Ася бывает уже ни на что не способна. Бедная Яна кожей чувствовала жгучие языки пламени и мысленно прощалась со всеми своими близкими. Перед глазами вдруг всплыло обиженное лицо Штольберга.

«Мы так не договаривались. Ты рано или поздно обещала стать моей женой и вести себя хорошо. Какого тогда черта ты стоишь здесь привязанная, да еще и горишь?» – вот что примерно говорил ей Карл.

В дымке поднимающегося горячего воздуха Яна увидела, как к ней прямо в огонь метнулась высокая фигура Никиты. Кто-то кричал ему в спину:

– Куда ты, дурак? Сгоришь! Ей уже все равно не поможешь!

Еще мгновение, и Яна всем своим телом почувствовала вес его тела. Вокруг него бушевало пламя, отбрасывающее блики на его сосредоточенное и в тот момент просто прекрасное лицо.

Он разрывал веревки, сковывавшие ее тело, орудуя руками и перочинным ножичком. Яне было абсолютно нечем дышать от поднявшейся волны горячего воздуха и его сильных объятий. А Никита мужественно совал голые руки, одна из которых была в бинтах, в самое пекло и продолжал резать веревки. Яну уже пронзала жгучая боль в босых ногах, словно они стояли на раскаленной сковородке, и она уже почти теряла сознание, когда вдруг раздалось угрожающее шипение и на горящий столб обрушились струи пены, несущей прохладу и успокоение ошпаренной коже.

В тот же момент Никита обрубил последнюю веревку и вынес обмякшее тело Яны из клубов дыма и пара, уложил на землю. Она не могла пошевелиться, но не из-за ожогов, а из-за того, что у нее затекло все тело. Никита склонился над Яной, с тревогой всматриваясь в ее лицо.

– Жива?

А та понимала одно: если бы не он, ей бы уже не пришлось отвечать на этот вопрос никогда в жизни. Для нее Никита явился ангелом-спасителем, и в данный момент над его большой головой с копной светло-русых волос светился нимб. Яна поморгала глазами с обгоревшими ресницами, смахнув пепел, застилающий глаза, и, вглядевшись, увидела языки пламени, вырывающиеся из-за спины Никиты.

– Ты горишь… – будничным голосом сказала она, понимая, что ее опять не услышат.

Тут их окружили люди, Никиту накрыли брезентом и стали нещадно колотить по спине, сбивая пламя.

Ася, так и не вставшая с коленей, подползла к Яне и дрожащим голосом спросила:

– Жива?

Яна сердито скосила глаза к носу, тем самым пытаясь показать, что рот у нее заклеен скотчем. Но Ася не видела пленку, что было неудивительно, ведь все лицо Яны покрывал аккуратный толстый слой сажи и гари.

– Яна, что с тобой? Почему ты молчишь? – совсем перепугалась Ася, поскольку ее подруге такое гробовое молчание было совершенно не свойственно. При том Яна еще и извивалась, как уж, и корчила страшные гримасы.

– Люди, помогите! У нее шок! – закричала Ася. И она схватила Яну за волосы, где-то в глубинах памяти отыскав информацию, что при судорогах надо держать человека за голову, чтобы он ее не расшиб. Вот тогда-то ее пальцы и скользнули по гладкой поверхности скотча. Ася склонилась над лицом Яны.

– Да тут какая-то пленка… Ой, у нее же заклеен рот! – радостно воскликнула Ася и принялась пытаться зацепить ее край своими короткими ногтями.

«Ну, слава богу! – нахмурилась Яна. – Эх, если бы у меня был насморк, то я бы уже давно задохнулась, а все бы посчитали, что сгорела или отравилась угарным газом».

Наконец Ася зацепила край скотча и потянула его на себя. У Яны от боли даже глаза на лоб полезли, а тут еще рядом раздался голос Никиты:

– Не снимай. Красивая девушка, и ей лучше, когда она молчит.

Ася рванула пленку, и слезы градом потекли по щекам Яны, оставляя светлые дорожки на покрытых гарью щеках, из потрескавшихся губ сочилась кровь.

– Яночка, извини, – прошептала Ася.