Хозяйка Блосхолма

– Две тысячи фунтов! – вскричала испуганная Сайсели. – О, откуда мне взять столько? Ведь даже доходы за первый год я уже обещала!

– А вы знаете стоимость своих драгоценностей? – спросил, глядя на нее, Джекоб.

– Нет. Половина того, что вы сказали?

– Если назвать цифру вдвое больше, то это будет еще довольно мало.

– Ну, а коли так, – ответила ошеломленная Сайсели, – где нам их продать? У кого наберется столько денег?

– Я постараюсь найти их или, во всяком случае, столько, сколько понадобится. Ну вот, кузина Эмлин, – добавил он саркастически, – сама видишь, в чем моя выгода: покупаю драгоценности за полцены, а остальное -мое.

– Теперь я отвечу, как вы: хватит, – сказала Эмлин, – шуточки свои попридержите до более подходящего времени.

Старик призадумался, а затем сказал:

– Поздновато уже, но вечер погожий и мне полезно подышать воздухом. Пусть этот ваш башковитый рыжий парень постережет вас, пока меня не будет дома; и, ради всего святого, будьте осторожны со свечами. Нет, нет, печей не топите – придется вам померзнуть. После того, что вы тут наговорили, мне только пожары и мерещатся. Это всего на одну ночь. К завтрашнему вечеру я подыщу такое местечко, что там даже аббата Мэлдона не опалило бы адское пламя. Но пока обходитесь теплой одеждой. У меня в закладе имеются меха, я их вам сейчас пришлю. Вы сами виноваты, а для меня в молодости в осенний день топки не требовалось. Ну ладно, ладно.

Он ушел; и в тот вечер они его больше не видели.

На следующее утро, когда они сидели за завтраком, Джекоб Смит появился и принялся говорить о чем угодно – о плохой погоде, о том, что ветчина жестковата и ни в какое сравнение не идет с той, которую приготовляли в Блосхолме, когда он был молод, о том, что мальчуган Сайсели очень похож на мать.

– Ну уж нет, – прервала его Сайсели, почувствовавшая, что он их дразнит, – он вылитый отец. Со мной у него нет ни малейшего сходства.

– Вот как? – ответил Джекоб. – Ладно, я выскажу свое мнение, когда увижу отца… А кстати, дайте-ка мне перечитать записку, которую человек в плаще передал Эмлин.

Сайсели дала ему записку, и он стал внимательно изучать ее. Потом безразличным тоном промолвил:

– На днях я видел список христианских пленников, спасенных от турок императором Карлом в Тунисе. Среди них имеется некий Хуфлит, обозначенный как английский сеньор и его слуга. Вот мне и кажется…

Сайсели так и бросилась на него.

– Жестокий, злодей! Сколько времени знали это – и слова не проронили! – Потише, миледи, – сказал он, отступая. – Я узнал это лишь вчера в одиннадцать часов вечера, когда вы уже спали сном праведным. Вчера ведь не сегодня, потому я и сказал: на днях.

– Можно было меня разбудить. А теперь живо говорите, где он.

– Откуда мне знать? Во всяком случае, не здесь. Но в этом документе говорилось…

– Что же в нем говорилось?

– Стараюсь припомнить, да память мне изменяет. Может, и с вами такое случится, когда вы доживете до моих лет, если небу угодно будет…

– О, хоть бы ему угодно было заставить вас рассказывать толком! Что говорилось в документе?

– А, вот, припомнил! В примечании, имевшемся среди прочих новостей. Упомянул ли я о том, что это было письмо от посла его королевской милости в Испании? Пишет он такими каракулями, что ничего не разобрать. Ну, ну, не торопите меня. Так вот, говорилось там, что означенный «сэр Хуфлит» -посол снабдил это имя вопросительным знаком – и его слуга – да, да, я уверен, что речь шла и о слуге, – что оба они, будучи очень злы на турок за то, как обходились с ними эти нехристи-нет, я забыл прибавить, что их было трое, третий – священник, который поступил иначе; так вот, будучи очень злы, они остались там, чтобы вместе с испанцами сражаться против турок до окончания военных действий. Теперь я все сказал.

– Все – и как это мало! – вскричала Сайсели. – Но все же лучше, чем ничего. И зачем это женатому человеку понадобилось плыть за море, чтобы мстить несчастным, невежественным туркам?

– А почему нет, – вмешалась Эмлин, – если он, как твой супруг, считает себя вдовцом?

– Да, я забыла. Он думает, что меня нет в живых; да и его скоро не будет в живых; может быть, и сейчас уже нет, – ведь эти безбожные, злобные турки убьют его. – И она залилась слезами.

– Я забыл добавить, – поспешно сказал Джекоб, что в другом письме, помеченном более поздним числом, посол сообщает, что поход императора против турок прерван до весны и что участвовавшие в нем англичане сражались с великой доблестью и все возвратились живы и невредимы, но на этот раз имена их не упомянуты.

– Все возвратились! Если бы мой муж умер – а он не мог умереть бесславно, как трус, – то разве говорилось бы в письме, что все возвратились? Нет, нет, он жив, но вернется ли – кто знает? Может быть, он еще куда-нибудь отправится или останется в Испании и женится там.

– Это невозможно, – с поклоном сказал старый Джекоб. – Раз вы были его женой, это невозможно.