— Но мы не совершали никаких военных действий против вас, — возразил Ричард, — и, поскольку я подчиняюсь непосредственно королю Англии, любые действия, направленные против меня, это действия мятежные и предательские по отношению к моему верховному правителю. — Он говорил совершенно спокойно, его сильный глубокий голос отчетливо раздавался в притихшем зале. А его судьи так и застыли, услышав в этом голосе и твердую решимость, и откровенное неповиновение. — Должен предупредить вас: любой, кто поднимет руку на меня, на моего сына или на мою жену, будет виновен в предательстве и незаконном нападении на командира королевской армии и сочтен мятежником. Каждый мужчина, даже помысливший причинить моей жене какой-либо вред, разумеется, недостоин ни своих шпор, ни своей фамилии. Если мужчины воюют с беззащитной женщиной, значит, они не лучше дикарей и заслуживают самого жестокого порицания. И мне будет искренне жаль того, кто посмеет оскорбить мою жену, герцогиню королевской крови и наследницу Дома Люксембургов. Такой человек будет навеки опозорен. Имя и репутация моей жены безукоризненны и должны защищать ее повсюду, где бы она ни оказалась. А наш сын находится и под моим, и под ее покровительством; он всегда преданно служил законному королю. Все мы верные подданные короля Генриха и должны быть незамедлительно освобождены, дабы иметь возможность отправиться, куда нам будет угодно. Я требую предоставить нам возможность безопасно вернуться в Англию. Я требую этого именем английского короля.
— Ничего себе ласковая речь, — шепнул мне Энтони. — И этими словами он надеется отвратить их гнев? Что-то я не уловил в них намерения сдаться! И, по-моему, отец вовсе не собирается обещать, что никогда более не будет участвовать в войне протии Йорка. Нет, ты только посмотри, какое у Солсбери стало лицо!
Действительно, старый граф выглядел так, словно вот-вот взорвется.
— Ты! — взревел он, гневно взирая на Ричарда. — Ты еще осмеливаешься так со мной разговаривать?
Лорды Йорка сидели довольно высоко, и моему мужу приходилось задирать голову, обращаясь к ним. А теперь еще и все они привстали из-за стола и смотрели на него сверху вниз. Но Ричард по-прежнему казался абсолютно спокойным. Мало того, он подошел чуть ближе к возвышению и, подбоченившись, ответил графу Солсбери:
— Да, осмеливаюсь. А почему бы и нет?
— Да ты даже не заслуживаешь чести находиться в нашем обществе! — завизжал граф. — Ты не имеешь права даже рот открывать, пока тебя не спросят! В наших жилах течет королевская кровь, тогда как ты — полное ничтожество!
— Я пэр Англии, — четко и громко заявил Ричард. — Я служил под началом моего короля и во Франции, и в Кале, и в Англии, но ни разу не нарушил данной ему присяги, ни разу его не предал!
— В отличие от них, — усмехнувшись, сказал мне на ухо Энтони.
— Ты выскочка, ничтожество, сын оруженосца и сам служил оруженосцем при богатом хозяине! — не выдержал и Уорик. — Жалкое ничтожество! Да тебя и пускать-то сюда не следовало, если бы не твоя жена!
— Впрочем, и герцогиня Бедфорд достаточно себя опозорила. — Это произнес юный граф Эдуард Марч, и я почувствовала, как напрягся Энтони, услышав подобное оскорбление из уст своего ровесника. — Она по собственной воле пала так низко, что вступила с тобой в брак, тогда как сам ты сумел подняться исключительно за счет жены. Правда, ходят слухи, что она ведьма и с помощью магии заставила тебя впасть в грех блуда.
— Клянусь Богом, это невыносимо, — прошипел Энтони и хотел уже ринуться вперед, но я успела крепко схватить его за руку.
— Ни шагу, иначе я сама ударю тебя кинжалом, — с негодованием пообещала ему я. — Ни звука не смей издать! И ничего пока не предпринимай. Стой спокойно, мой мальчик.
— Но как же так, мама?..
— Ты, Вудвилл, недостоин нашего общества, — напирал Солсбери. — Нет, недостоин!
— Ты что, не понимаешь, к чему они клонят? Они же только и ждут, когда ты кинешься на них, — объяснила я Энтони. — Тогда у них будет полное право тебя прикончить. Помни, что велел тебе отец. И стой спокойно.
Энтони весь взмок от бешенства.
— Но они оскорбляют тебя!
— Ну и что? Посмотри-ка на меня, — потребовала я.
Он одарил меня яростным взглядом и, по-моему, слегка оторопел: вопреки своим гневным фразам, обращенным к нему, с виду я была совершенно спокойна и даже слегка улыбалась.
— Это не меня бросили совершенно беззащитной на площади в Ладлоу, и не мой муж подло сбежал, оставив меня на растерзание врагу, — быстро прошептала я. — Я была дочерью графа Люксембурга, когда Сесилия Невилл, обыкновенная хорошенькая девчонка, жила в одном из забытых богом северных замков. Среди моих предков сама богиня Мелюзина! А ты мой сын, и ты должен навсегда усвоить, что мы принадлежим к знатнейшему роду, основательницей которого является богиня вод. Они могут болтать у меня за спиной что угодно, они даже в лицо могут мне это сказать, но мне-то известно, кто я такая. И известно, что ты рожден для высокого предназначения. А это гораздо больше того высокого положения в обществе, которое по рождению занимают Йорки.