Хозяйка Дома Риверсов

Я только головой покачала и в сопровождении вереницы фрейлин направилась к высоченным дверям парадного зала. Ричард шагал впереди. За дверями почти не слышно было привычного гула голосов: сегодня здесь оплакивали покойного. Передо мной распахнули двери, и я переступила порог зала. Всякие разговоры мгновенно стихли, и на некоторое время воцарилась полная тишина, затем вдруг раздался странный стук и грохот — это каждый мужчина в зале оттолкнул свой стул или скамью, сорвал с головы шляпу и стоял с непокрытой головой, выражая мне свое уважение и сочувствие. Я шла мимо них и видела, что их сотни, этих людей, склонивших голову передо мной, молодой вдовой герцога; так они выражали свою любовь к усопшему и печаль по поводу этой невосполнимой потери, трагичной не только для меня, но и для них. И пока я шла к возвышению в конце зала, мне было слышно, как они шепчут: «Да благословит вас Господь, миледи». Наконец я остановилась: впервые мне предстояло сесть за этот стол одной.

— Благодарю вас за добрые пожелания, — ответила я, и голос мой в этом огромном зале с тяжелыми балками под потолком прозвучал как-то особенно пронзительно, точно голос флейты. — Милорд герцог покинул нас, и все мы чувствуем, как велика эта утрата. Всем вам, конечно, выплатят жалованье и за этот месяц, и за следующий, и я непременно рекомендую вас новому регенту Франции как хороших и надежных слуг. Да благословит Господь милорда герцога, да сохранит Он нашего короля.

— Боже, благослови милорда герцога, храни нашего короля! — откликнулся весь зал.

— Вы очень правильно поступили, — заметил Вудвилл, провожая меня в мои покои. — Особенно насчет жалованья. Кстати, вы вполне сможете им заплатить. Мой господин был хорошим хозяином, и в его казне всегда хватает денег, чтобы вовремя платить своим людям зарплату и даже пенсию кое-кому из стариков. Да и вы теперь тоже станете очень богатой женщиной.

Я остановилась, опустилась в узкое сиденье, устроенное в оконном проеме, и посмотрела на темный город. Поднималась луна; яйцеобразная, на три четверти полная, она была теплого желтого цвета и красиво выделялась на фоне темно-синего неба. Мне бы следовало сейчас сажать в Пенсхёрсте те травы, которым требуется прибывающая луна… И тут я вдруг осознала, что никогда больше не побываю в Пенсхёрсте.

— А что же будет с вами? — обратилась я к Вудвиллу.

Он пожал плечами:

— Вернусь в Кале, а когда будет назначен новый командир крепости, уеду домой в Англию. Найду такого хозяина, которого буду уважать, и предложу ему свои услуги. А может, снова отправлюсь во Францию, если состоится очередная война, или же, если король заключит с арманьяками мир, буду служить при английском дворе. Или махну в Святую землю и стану крестоносцем.

— И я больше вас не увижу, — вырвалось у меня, поскольку я только сейчас поняла это. — Вас уже не будет у меня в доме. Хоть я даже не представляю, где теперь буду жить. А вы можете уехать как угодно далеко, и мы никогда не будем вместе. — Эта горькая правда не давала мне покоя, и я грустно на него посмотрела. — И никогда больше друг друга не увидим.

— Да, — эхом откликнулся он, — в этом доме мы и расстанемся. И, возможно, никогда больше друг друга не увидим.

У меня перехватило дыхание. Мысль о том, что мы разлучимся навсегда, явилась так внезапно, что я никак не могла толком ее осознать. Я нервно рассмеялась.

— Но это же невозможно! Ведь я привыкла каждый день видеть вас!.. Вы всегда были рядом, мы с вами гуляли, катались верхом, мы всегда были вместе, каждый день… в течение более чем двух лет, верно? Со дня моей свадьбы. Я так к вам привыкла… — Я помолчала, опасаясь, что голос выдаст мое волнение. — И потом, кто же будет заботиться о Мерри? Кто обеспечит ее безопасность?

— Ваш новый супруг, наверное, — предположил Вудвилл.

— Ох, вряд ли. Такого я пока даже вообразить не могу! Как не могу представить себе, что вас рядом со мной не будет. А Мерри…

— Что Мерри?

— Она не любит чужих людей, — глупо заявила я. — Она любит только вас.

— Миледи!

Я примолкла, так требовательно прозвучал его голос.

— Да, я слушаю вас.

Он взял мою руку и просунул себе под локоть, как бы намереваясь просто пройтись со мной по галерее. Во всяком случае, для любой из моих фрейлин, устроившихся в дальнем конце у камина, это выглядело именно так; мы с Вудвиллом часто прогуливались, планируя расписание на ближайшие несколько дней — герцогиня и ее верный рыцарь. Но сейчас он сразу накрыл мою ладонь своей свободной рукой и не выпускал; и пальцы его были так горячи, что просто обжигали; казалось, он весь пылает от сильнейшего жара. И голову на этот раз он склонил так близко ко мне, что, если бы я повернулась и посмотрела на него, наши губы неизбежно соприкоснулись бы, а потому я шла, чуть от него отвернувшись. Я не должна была на него смотреть, не должна была с ним целоваться!