Хозяйка города

Жестоко, знаю, но это начала не я, а простого выстрела в голову мне будет мало. В конце концов, огонь выбрал Ангелов, а я, как его вдова, всего лишь доводила его замысел до конца.

– Когда закончишь, – продолжила я, – набери меня. У меня есть для тебя и твоих парней работа с очень выгодными условиями.

Богдан кивнул, и мы с Алешей потихоньку повели Гришу к выходу. На улице нас уже ждал вертолет, и Серый лучше меня помог Алеше посадить Гришу в кабину.

Долго сидеть Гриша не смог и я, устроившись прямо на полу, уложила его голову себе на колени. Я хотела обнимать его и целовать, но боялась сделать ему больно, поэтому просто молча перебирала пальцами его местами слипшиеся от крови волосы, ни на секунду не отпуская его взгляд, но веки так и норовили опуститься, и я все больше боялась, что нашла его слишком поздно.

Серый гнал вертолет на максимальной скорости, а Алеша, перекрикивая шум полета, ругался с кем-то из больницы, в которую позвонил, как только мы взлетели.

– Ребята, вы не поняли, кто просит! – прокричал он своим фирменным тоном, не терпящим возражений. – И просит вежливо!

Разогнав пациентов и их посетителей, вертолет сел прямо во двор больницы, где нас уже ждала бригада медиков.

Гришу забрали, но меня, не взирая на мои вопли и даже угрозы, не пустили вместе с ним в отделение реанимации, и я в истерике билась в руках удерживавшего меня от глупостей Алеши.

– Так надо! – успокаивал он. – Ты бы только мешала! Там ему помогут! Ты же этого хочешь?

С горем пополам я вникла в его доводы и обессилено повисла на брате, смирившись с тем, что мне оставалось только ждать.

Тридцать один час и сорок три минуты проливного дождя и критического состояния.

Двадцать шесть часов и тридцать семь минут последождевой серости и стабильно тяжелого состояния.

Пятнадцать часов и двадцать одна минута равномерного бип-бип-бип и слабого приоткрытия потрескавшихся губ, в которые я осторожно вливала воду, собирая своими губами каждую пролитую на колючий от щетины подбородок капельку.

Четыре часа и сорок шесть минут переменчивых ветров и первый осознанный проблеск в темном космосе, удивительно сверкавшем на, наконец-то, выглянувшем из-за туч солнце, теплыми лучами заливавшем палату.

– Привет… – слабым подсевшим голосом произнес Гриша, фокусируя на мне еще немного размытый взгляд.

– Привет! – ответила я, нежно поглаживая его заросшую колючей щетиной щеку.

– Какие… новости? – шутливо спросил Гриша.

За то время, что он балансировал между жизнью и смертью, я сдала в больнице кровь на анализ и получила результат, который, в общем-то, и так знала, и которым теперь могла смело поделиться с ним.

– Я беременна, – прошептала я.

– Правда? – Взгляд Гриши стал яснее.

– Правда. Ты снова это сделал, – укорила я с улыбкой.

Гриша накрыл мою руку на его лице своей шершавой и, сдвинув ее к губам, поцеловал.

– Как хорошо… – прошептал он. – Назовешь в мою честь?

– Назову, – пообещала я.

Космос в его глазах счастливо переливался, затягивая меня, как омут. Грудь начала разрываться подкатами, заставлявшими ее судорожно подниматься и опускаться. Горло свело так, будто я сделала глоток кислоты, и глаза обожгли горячие слезы.

Долго же я их ждала…

– Бип-бип-бип-бип! – бешено разошелся аппарат, к которому был подключен Гриша.

– Иди ко мне! – Я даже обувь не сняла и залезла к нему. Слезы текли ручьем, и я щедро заливала ими Гришу. – Моя хорошая! – приговаривал он, обнимая меня. – Моя девочка!

– Детка, там все в порядке, – послышался голос Серого.

Он находился снаружи палаты и, судя по отвечавшему ему женскому голосу, не пускал к нам медсестру. А может, и нет. Мне было все равно, даже если бы он ее впустил. Я была счастлива.

Мне удалось продержать Гришу в больнице только неделю вместо двух недель, и то – титаническими усилиями, а уже на рассвете последующего за выпиской дня проснуться от его оральных ласк.

На сломанных пальцах началась гангрена и, к сожалению, их пришлось ампутировать, чтобы сохранить ему руку.

Ребята шутили, что если бы ему отрезали не пальцы, а х*й (это их выражение, а не мое!), то ему бы пришлось совсем туго. Гриша на это говорил, что двоих детей он уже заделал, а для всего остального у него были пальцы (по факту минус два), язык и кое-какие сбережения, чтобы купить секс-игрушки на любой вкус и не оставить свою даму скучающей по ночам.

Я с искренним восхищением оценила его логику и изобретательность, но все-таки была рада, что его главное оружие все еще было при нем. Он же хотел десятерых маленьких Астаховых, а для этого как раз и нужно было то самое главное оружие.

Не думаю, правда, что десятерых я потяну, но третьего вполне возможно. Я даже уже на досуге подумала, что его можно будет назвать Валерием в честь моего отца: волка, по утверждению моей матери, умевшего любить нежно.