Хозяйка города Роз

Марк долго целует каждый позвонок. Ждёт, пока я наиграюсь и распластаюсь на Артуре. Любуется мной со стороны. Я специально выверяю каждое собственное движение делая его грациозным и сексуальным. Я обнажена, и я прекрасна. Знаю, чувствую это, вижу в серых глазах.

— Теперь я поиграю, моя девочка, — обещает Марк и, выпрямив мои ноги, медленно проникает в попу. Это очень-очень интимная поза, ведь мужчине фактически приходится лечь не только на меня, но и на Артура. Но сама жизнь уже проверила границы нашего доверия. Никто не думает о том, как и что выглядит со стороны. Но именно в таком положении ни одна мышца моего тела не напрягается. Я не чувствую дискомфорта, позволяя Марку войти в себя почти полностью, получаю двойное удовольствие. Какое глупое словосочетание. Удовольствие одно, только не для всех. Его тоже нужно уметь получить и доставить, принять самой и позволить другим. Насладиться сполна. Слегка приподнимаюсь, позволяя мужчинам двигаться быстрее. Отдаюсь топящему меня возбуждению, лечу навстречу, растворяюсь, но не падаю, ведь они надёжно держат меня между собой.

— Готова, Эля? Ждём только тебя, — шепчут мне в лицо, обжигая страстными поцелуями.

Сквозь собственные громкие крики и мощные спазмы бьющегося в эйфории тела я чувствую их пульсацию внутри себя, слышу их стоны, принимаю финальные выпады. Ещё выше, ещё глубже, ещё слаще…

И всё сначала. На троих.

Засыпаю моментально, но также резко просыпаюсь. Ночник не погашен, мы даже пледом не укрылись. Я лежу на животе, уткнувшись лицом в грудь мужа, а Марек прижимается головой к моей спине. Лежать не очень удобно, так как давлю весом тела на собственные руки. Артур не чувствует моего шевеления, а Марека приходится оттолкнуть, чтобы перевернуться. Делаю это медленно и осторожно, но он просыпается.

— Замёрзла, Эля?

— Нет. Руки себе отлежала. А тебе свет прямо в глаза светит. И укрыться нужно. Мне точно холодно будет.

Марк набрасывает на всех нас широкий плед и выключает ночник. Протягивает руку, чтобы обнять меня и притянуть к себе.

— Полежишь со мной? Я так соскучился по твоей близости.

— Я тоже по тебе соскучилась, Марек. Ты только пойми меня правильно: я всегда выберу Артура. Он — это часть меня. Понимаешь? Мы с ним такие разные и всё же — без него я не живу. Когда мы поженились, мне казалось, что я легко забуду тебя. Но у меня не получилось. Сразу я списывала на гормоны, потому что была беременной Настей. Но она родилась. Затем прошёл, год, два, три. Мне понадобилось много времени, чтобы понять, что ты — не моя привычка. Когда не было Артура, я не заменяла его тобой. Поэтому и он не заменил тебя собой. Теперь я чётко понимаю, что ты не часть моего прошлого, Марк. Знаешь, я даже думаю о том, что, будь Ева жива и вы с ней бы поженились… Я боюсь дальше думать, Марк. Или думаю, что вы не остались в городе, а уехали бы в столицу. Мы бы перестали часто видеться. Наверное, встречались бы раз в месяц или ещё реже. У нас с тобой бы не было возможности узнать друг друга так, как мы узнали. Как и Артур Ева не любила этот город. Тебя тоже здесь ничего не держало.

— Думаешь, я остался здесь из-за Евы? — неожиданно спрашивает Марк.

— Уверена, — удивляюсь я. — Ты не заводил ни с кем серьёзных отношений, не стремился уехать из города. Ты жил памятью Евы. Ведь вы с ней ходили по всем городским улицам; её помнит каждое городское здание; она здесь похоронена. Говорят, что мы живы до тех пор, пока о нас помнят. Ты всегда помнишь Еву.

— И буду помнить, — соглашается мужчина. — Она действительно была первой моей любовью. Я очень сильно её любил. Как и Костя, и, наверное, ещё много других мальчишек. Еву невозможно было не любить. Но я не собирался оставаться в городе. После стажировки за границей, откуда я вернулся почти перед самыми твоими родами, я должен был отработать здесь лишь год. Эля, я остался не из-за Евы, я остался из-за тебя. Через год, подписывая новый контракт, я уже знал, что остаюсь из-за тебя. Ева была моей первой любовью, но второй и последней стала ты.

Я не ожидала подобных слов. Приподнялась на локте, всматриваясь в его лицо. Почти в полной темноте.

— Но, Марк…