Хозяйка города

— У старшего по смене.

На двадцатый этаж они пришли чуть запыхавшись: Антон и старший по смене, бряцающий связкой магнитных ключей. Сабрина уже ждала их там, у металлической двери, намертво впаянной в проём. Вета с охранником отстали на три этажа.

Начальник охраны бессмысленно подёргал за ручку, попробовал зачем-то все ключи — один за другим. Дверь стояла намертво. Он развёл руками. Город рванулся туда, но Вета отчаянным усилием удержала его.

— Чёрт знает, что такое, — пробормотал охранник у неё над ухом.

Начальник смены глянул в их сторону и, кажется, заметил Город, потому что лицо его стало озадаченным, потом — побледнело почти до синевы.

И тут захрипела система громкой связи — одновременно и громко, на всех этажах. Хрип смешался с металлическими ударами и почти живым знакомым голосом сказал:

— Мне нужна хозяйка города. Я буду говорить с ней.

Ветер ударил в огромные окна, и на секунду Вете почудилось, что здание с бешеной скоростью несётся вниз и вот-вот рухнет поперёк трассы.

— Где здесь пульт управления громкой связью? — обернулся к ним Антон. До сих пор он внимательно изучал дверь.

Пульт управления нашёлся на шестнадцатом этаже. Антон включил микрофон, потрогал его пальцем и только потом пропустил к нему Вету.

— Я здесь, — сказала она чужим голосом, разнёсшимся по всему зданию. Город стоял у неё за плечом, непривычно материальный, сгусток утреннего тумана с росчерками пасмурного неба.

— Ты поднимешься ко мне, — произнёс Скрипач голосом Маши. — Но сначала брось амулеты в окно.

На всех этажах разом захрипело, и через пелену потустороннего шума прорвался её настоящий голос:

— Не надо, не отдавай амулеты.

Отражения Сабрины и Антона в тёмном стекле переглянулись. Вета достала из кармана платья связку брелоков, умилительно бесполезных на вид. Единственное окно в комнате со щелчком открылось, и утро захотело пробраться вовнутрь, но наткнулось на стену из глухого протеста.

Вета бросила вниз связку и не дождалась звука от удара об асфальт. Может быть, туман внизу просто проглотил её последнюю защиту. Проглотил и тут же начал переваривать.

Антон взял её за локоть, Вета походя дёрнулась и легко увернулась от следующего прикосновения.

— Я всё сделала.

— Поднимайся, — произнесла Маша, наполнив всё здание эхом от своего голоса. Последняя нота дрогнула и неуловимо изменилась: — Уходите отсюда. Уходите.

Вета повернулась к двери — Антон преградил ей дорогу.

— Пусть он идёт. А ты останься. Это их конфликт, а не твой.

Она выдохнула, потому что мгновение не знала, что ему ответить.

— Антон. Ты ничего не понимаешь. И двадцать пять лет назад ничего не понимал. Знаешь, почему я выбрала его, а не тебя? Потому что ты умеешь любить только самого себя. А он любит меня. И я люблю его. Я его не оставлю.

Он выпустил её руку и сам отошёл в сторону.

— Прости меня.

Она ничего не ответила. Под четырьмя внимательными взглядами Вета зашагала по лестнице вверх. Город шёл не сзади — теперь он шёл вровень с ней, и даже опережал на полшага.

Чахоточно-бледный рассвет, занявшийся над соседними высотками, так и не расцвёл в полную силу. Сабрина сидела на подоконнике распахнутого окна, покачивала ногой и смотрела вниз. Ватное одеяло тумана только сильнее сгустилось.

Было тихо. Тихо, как бывает в шесть утра в городе, и даже ещё тише.

— За что ты просил прощения?

Охранник, забившийся в угол, поднял голову, но быстро уловил, что Сабрина обращается не к нему. Она говорила с Антонио — а тот стоял у стены, ткнувшись в неё лбом, и даже не шевелился.

— Так за что? — повторила Сабрина, выждав положенное количество секунд.

Он наконец обернулся. Буркнул:

— Не свались.

Вернулся измотанный начальник смены. От него пахло чёрной водой и болотом, а лицо влажно блестело. Умыться он что ли пытался из-под неработающего крана.

— Там дверь открылась. Я не стал заходить.

Сабрина мгновенно слетела с подоконника. Она первой оказалась на лестнице, первой — у двери, в которую теперь влетал тонкий хвостик сквозняка. Крыша здания точно грибами поросла шахтами вентиляции и усиками громоотводов. Влажное покрытие было цвета предрассветного неба. Или, может, небо было цвета покрытия.

Маша нашлась у одной из шахт — сидела там, привалившись спиной к влажной стене, тяжело дышала.

— Как ты?

Хватаясь за горло, Маша глянула на неё. Выдавила из себя улыбку.

— Жива, и на том спасибо.

Подоспевший Антонио по-деловому осведомился:

— Врач нужен?

Можно было подумать, что это не он стоял, ткнувшись лбом в стену.

— Переживу как-нибудь. Ненавижу высотки. Терпеть не могу крыши. Терпеть не могу высоту, — пожаловалась Маша и встала, опираясь на руку Сабрины.

Поднималось из-за облаков жёлтое солнце. Крыша блестела в его свете, совершенно пустая крыша: ни пятнышка крови, ни следа от каблука. Видимо, ему хотелось задать Маше один единственный вопрос: что здесь произошло, но он не задавал. Боялся услышать ответ что ли.