Хозяйка Империи

Конь начал бить копытом, как будто его ужалил овод. Айяки почувствовал дрожь могучего животного. Вороной нервно поводил ушами и встряхивал густой гривой, несмотря на все старания Айяки его успокоить.

- Тихо, дружище! Стоять!

Он был так поглощен укрощением коня, что пропустил мимо ушей предостерегающий возглас отчима.

Хокану выглянул из-за паланкина. Теперь стражи по его указанию бросились к зарослям кустов. Обернувшись, чтобы проверить, не грозит ли им опасность нападения с другой стороны, он увидел, что Айяки выбивается из сил, пытаясь справиться с конем, и что поведение вороного внушает тревогу. Отблеск солнца, сверкнувший на лаковой поверхности, позволил разглядеть крошечную стрелу, вонзившуюся в бок животного.

- Айяки! Прыгай на землю!

Конь яростно топнул ногой. Стрела делала свое дело - яд, вызывающий бешенство, проник в кровь. Глаза жеребца вылезали из орбит; он поднялся на дыбы и издал почти человеческий стон.

Хокану метнулся к коню и попытался схватить поводья, но молотящие воздух копыта вынудили его отшатнуться. Он сделал еще попытку, и вновь неудача - вороной увернулся. Хорошо знакомый с повадками лошадей, Хокану понял, что конь впадает в бешенство.

- Айяки! Прыгай! Прыгай сейчас же! - заорал он мальчику, сцепившему руки на шее жеребца.

- Нет! - запротестовал Айяки, которым владел не дух противоречия, а азарт укрощения. - Я могу его усмирить!

Хокану вновь рванулся к поводьям, забыв о собственной безопасности. Упорство мальчика, возможно, имело бы смысл, будь лошадь просто испугана, но Хокану однажды уже довелось наблюдать, как действует стрела, пропитанная быстродействующим ядом, и сейчас он безошибочно распознал те же симптомы. Если бы стрела попала в Мару, смерть наступила бы мгновенно. Жеребец массивнее в десять раз, поэтому жестокая агония продлится дольше. Конь заржал от муки; судорога пробежала по его крупному телу. Он яростно грыз удила, обнажив крупные желтые зубы. При следующей попытке схватить поводья Хокану вновь потерпел неудачу.

- Айяки! Яд!.. - прокричал он, перекрывая шум, производимый беснующейся лошадью.

Хокану пытался перехватить стремена, надеясь высвободить Айяки. Но в эту минуту передние ноги коня застыли, сведенные судорогой, задние ноги подкосились, и вороной грянулся наземь, придавив своим весом юного наездника.

Глухой стук падения тяжелого тела смешался с пронзительным воплем Мары. Айяки до последнего мига отказывался спрыгнуть с коня. Откинув голову назад, отклонившись вбок, он все еще держался в стременах, когда силой удара его швырнуло поперек тропы, а сверху на него рухнул бившийся в конвульсиях конь.

Айяки не издавал ни звука. Обогнув мелькающие в воздухе копыта агонизирующего животного, Хокану одним прыжком оказался рядом с мальчиком. Слишком поздно! Прижатый к земле содрогающейся громадиной, ребенок выглядел пугающе бледным; такая бледность не оставляла надежд. Его темные глаза устремились на Хокану, и свободной рукой он потянулся к руке приемного отца - за миг до смерти.

Хокану почувствовал, как маленькие испачканные детские пальцы обмякли в его ладони.

- Нет!.. - вскричал он, словно взывая к богам.

Он продолжал сжимать руку Айяки, будто отказываясь верить в его смерть. Крики Мары звоном отдавались у него в ушах.

Воины из эскорта Мары, выбиваясь из сил и невольно задевая оцепеневшего Хокану, пытались сдвинуть мертвого коня. Туша перекатилась в сторону; поток воздуха из опавших легких, вырвавшийся через горло, породил жалобный звук, подобный стону. А отважному юному седоку даже так не было дано выразить протест против бессмысленной и безвременной смерти. Ребра торчали из его расплющенной груди подобно обломкам мечей. Широко распахнутые удивленные глаза на неестественно белом мальчишеском лице все еще были устремлены к раскинувшимся над землей невозмутимым небесам. Пальцы, протянувшиеся к руке приемного отца в надежде, что тот отгонит ужас подступающей тьмы, теперь бессильно лежали на земле. На большом пальце виднелись следы заживающего волдыря - последнее свидетельство усердных занятий с деревянным мечом. Этому мальчику уже никогда не суждено узнать ни славы, ни ужасов боя, ни сладости первого поцелуя, ни гордости мантией властителя, которая ожидала его в будущем, ни сопряженной с ней ответственности.

Непоправимость этой внезапной кончины терзала, как кровоточащая рана. Сердце Хокану разрывалось от горя и невозможности поверить в случившееся. Сознание устояло перед потрясением только благодаря воинской выучке и закалке.

- Накройте ребенка щитом, - распорядился он. - Мать не должна видеть его таким.

Но слова слишком поздно слетели с онемевших уст. Мара уже метнулась за ним. Упав на колени перед телом сына, она протянула руки, чтобы прижать Айяки к груди, поднять с пыльной земли, словно одной только силой материнской любви могла вернуть его к жизни. Но руки застыли в воздухе над окровавленными останками, и что-то сломалось у нее внутри. Следуя мгновенному побуждению, Хокану подхватил Мару и прижал к своему плечу.

- Айяки отошел в чертоги Красного бога, - тихо проговорил он.