— Нет, если вам жизнь дорога! Продолжайте вести себя как ни в чем не бывало. А если кто-нибудь приблизится — никаких угрожающих движений. И пусть они что угодно говорят или делают, желая вывести вас из себя. Смотри, чтобы никто из твоих рта не раскрывал и за меч не хватался!
Люджан в ответ изобразил такую беспечную улыбку, что уловить ее фальшь смогла только Мара.
— Возьми сыру, — предложил он пастуху.
Но аппетит у всех пропал начисто, и вскоре отряд снова построился и двинулся в путь. Но едва они успели пройти десять шагов, как раздался громкий крик. Откуда-то сверху на огромный камень, возвышающийся над узкой тропой, спрыгнул мужчина в просторной развевающейся накидке такого же тусклого зеленовато-серого, как у здешней почвы цвета, волосы у него были заплетены в косички.
Солдаты Акомы остановились, но Люджан предостерегающе поднял руку. Впрочем, они не забыли его приказ: оружие из ножен не вынимать. Все были немало удивлены: турильский горец появился словно из ниоткуда. Одетый в туземный кильт — а попросту клетчатую юбку — и двойную перевязь из скрещенных ремней, к которым были привешены два меча и несколько ножей, он заорал:
— Эй вы, цурани! Зачем вы вторглись на землю Турила? — Сильнейший акцент делал его слова почти неразборчивыми, но тон, каким они были произнесены, был весьма воинствен.
Мара ударила осла пятками в бока, чтобы преодолеть его явное нежелание сделать хотя бы шаг вперед. Однако, прежде чем он смог сделать этот шаг, юркий пастух прыжком оказался рядом с Марой и перехватил у нее уздечку.
— Воин, мое имя — Лайапа, — сказал он на языке Турила. — Я говорю от лица властительницы Акомы, которая прибыла с миссией мира.
Туземец спрыгнул с камня; при этом край его накидки отлетел назад, а кильт задрался, обнажив крепкие мускулистые ноги. Ремешки сандалий, крест-накрест обвивающие икры, были завязаны ниже колен узлом, а их концы украшены кисточками; вся оружейная сбруя время от времени лязгала, ударяясь о каменные талисманы. Вблизи можно было разглядеть, что голова у него вся выбрита, за исключением кружка на макушке, где начинались отращиваемые с детства косички, длиной доходившие до пояса и также увешанные амулетами.
Люджан прошептал хозяйке на ухо:
— Он одет не для войны, госпожа.
Мара кивнула. Она читала, что горцы Турила перед боем сбрасывают одежду, оставляя на теле лишь внушительный набор оружия, щиты и шлемы с перьями. Они гордились тем, что их мужское достоинство и во время боя не поникает от страха, и старались, чтобы врагам это стало известно.
Незнакомец с важным видом прошествовал к Маре, которая была теперь несколько впереди остальных, поскольку осел не стоял на месте, а переступал ногами в некотором беспокойстве. Мара подергала удила, усердно напоминая себе: надо держаться так, как будто ничего плохого не происходит.
Горец рявкнул что-то на своем грубом наречии и схватился за уздечку. Он шумно выдохнул воздух прямо в нос ослу, и тот неизвестно почему успокоился. Затем верзила сделал два шага и, оказавшись лицом к лицу с Марой, наклонился вперед, так что их носы почти соприкоснулись.
Лайапа торопливо воскликнул:
— Благодетельная, не шевелись. Он испытывает твою выдержку.
Мара даже дышать перестала и заставила себя не закрывать глаза. Солдаты чувствовали себя явно не в своей тарелке, и руки у них чесались от соблазна немедленно выхватить мечи, а Камлио, позабыв с перепугу о своем отвращении к мужчинам, прижалась к ближайшему воину. Однако бойцы Акомы умели соблюдать дисциплину. Воины стояли неподвижно. И когда стало ясно, что Мара не намерена опускать глаза или пятиться, горец шумно выдохнул, обдав ее запахом чеснока, и отодвинулся. Признав храбрость путешественницы достаточной, он буркнул:
— Кто говорит за тебя, женщина?
Прежде чем Лайапа успел вмешаться, Мара объявила:
— Командую здесь я.
Оскал горца никто не принял бы за улыбку. Его коричневое от загара лицо сморщилось в презрительной гримасе.
— Ты показала свою стойкость, женщина! Я это признаю, но командовать этими мужчинами?..
Ближе всех к Маре находился Люджан, и горец адресовал свой вопрос к нему:
— Ты! Я не болтаю с бабами и не отвечаю на их вопросы, но желаю знать: что привело вас на наши земли? Вы хотите повоевать?
Последние слова следовало понимать как шутку, ибо он разразился громогласным хохотом.
Мара жестом призвала Люджана к молчанию. Словно не замечая горца, стоящего рядом с холкой осла, она обернулась к пастуху-проводнику:
— Этого горца, кажется, что-то развеселило. Его забавляет само наше присутствие или же он намерен задеть нашу честь?
То ли повинуясь собственному чутью, то ли просто скованный страхом, Лайапа промолчал.