Хозяйка Империи

— А собранная властителем Джиро коллекция осадных машин в лесах близ Кентосани — это для обороны? — отпарировал Шимони, но его высказывание потонуло в шуме других голосов.

Распорядитель воззвал к спорщикам:

— Собратья! Дело, которым мы заняты, требует порядка!

Мотеха пожал плечами, но это движение странным образом придало ему сходство со взъерошенным петушком джайги. Грозно ткнув указательным пальцем куда-то в сторону галерей, он предостерег:

— Между воинами вассала Мары и солдатами Анасати, прячущимися под знаменем клана Ионани, уже летали стрелы. А мы так и будем сидеть, болтать и дожидаться, пока наш эдикт будет нарушен во второй раз? Тапек сообщает, что отряды нарубили деревьев, дабы устроить завалы и обеспечить лучников укрытием ненадежней.

Прочистив горло, Хочокена хрипло проговорил:

— Ну тогда Тапек мог бы приказать, чтобы они прекратили перестрелку. — Это предложение было встречено смехом и легкомысленными замечаниями. — Или наш друг Тапек воздержался от столь решительных действий потому, что шальные стрелы не питают должного почтения к величию Черной Ризы?

Услышав это, Тапек вскочил с места; его красно-рыжие волосы резко выделялись на фоне черных хламид.

— Однажды мы уже приказали Маре прекратить военные действия! — заорал он.

— Но она чересчур быстро забыла про отряд воинов, который мы уничтожили на поле боя в назидание остальным!

— Сейчас слово предоставлено Мотехе, — вмешался распорядитель. — Тебе полагается сидеть на месте, пока не получишь формального разрешения высказаться.

Опустившись на место, гневливый маг тихо обменялся мнениями с молодыми друзьями, сидевшими рядом.

Мотеха вернулся к незаконченной мысли:

— Я утверждаю, что Джиро Анасати не совершил ни одного акта агрессии. Да, его осадные машины окружают стены Кентосани, но они ведь не стреляют! И вероятно, никогда не выстрелят, если лишить Мару возможности связываться с ее помощниками внутри Имперского квартала.

— Какими помощниками? Ты считаешь, что Мара была причастна к предательству? — перебил его Шимони. — Документы подтверждают, что она не имела никакого отношения к заговору Омекана и планам цареубийства!

Ассамблея вновь взорвалась тревожным гулом. Несколько минут распорядитель Ходику не мог восстановить тишину. Однако в конце концов, хотя и неохотно, все смолкли; только Севеан еще продолжал жестикулировать и втолковывать некую мысль соседу. Однако свой голос он все-таки приглушил, и вид у него был несколько глуповатый.

Хочокена обтер ладонью вспотевший лоб:

— Похоже, все идет к тому, что мне уже не понадобится напрягать глотку для произнесения речей. — Он едва слышно засмеялся. — Наши противники и сами прекрасно справляются с задачей — запутать дело до того, что уже и концов не найдешь.

— Боюсь, что ненадолго, — зловеще предположил Шимони.

Мотеха продолжал громоздить обвинения и делал это куда более откровенно, чем любой из его предшественников на ораторской площадке.

— Я заявляю, что Мара из Акомы виновна! Ее неуважение… нет, ее презрение к традициям подтверждается надежными документами. Каким образом она сумела добиться славного титула Слуги Империи — в этом пусть разбираются другие. Но я предполагаю, что между нею и покойным Императором имелось взаимопонимание. Сын Мары, Джастин, — вот кого она задумала поднять на щит как претендента на золотой трон! И я утверждаю, что Джиро имеет право воспротивиться этому бессовестному выпячиванию амбиций Акомы!

— Вот и дождались, — мрачно сказал Фумита. — Рано или поздно речь неминуемо зашла бы о наследственных привилегиях детей Мары. Кто-то должен был втянуть мальчика в склоку.

В его голосе звучала неподдельная печаль, — может быть, в эту минуту он вспомнил о своем сыне, от которого ему пришлось отречься, когда его призвала Ассамблея, Но если ему и было что сказать — слова все равно потонули бы в поднявшемся многоголосом гвалте. Маги опять вскочили с мест, и казалось, что некоторые из них просто огнем полыхают от гнева. Пытаясь водворить порядок, распорядитель Ходику размахивал жезлом, но, когда и это не принесло желаемого результата, он предоставил слово молодому магу по имени Акани.

И то, что маститые и почитаемые черноризцы оказались обойденными в пользу юнца, вчерашнего ученика, сразу же возымело действие: в Палате немедленно наступила полнейшая тишина.

Акани без промедления воспользовался этой возможностью и звучным голосом прирожденного оратора начал речь.