Читаем Хозяйка истории. В новой редакции М. Подпругина с приложением его доподлинных писем полностью

– Володька, я тебя сильно-сильно люблю. (На третий сказала.)

Он ответил:

– Вот и хорошо.

И хорошо: пусть они знают (те, кто слушают).

………………………………………………………….

А сны дурные мне снятся редко (к слову сказать).

Больше – свежие, безмятежные.

Иногда дети снятся. Просто ребенок.

Мой. Один. Я знаю, что мой.

Но для них эта тема слишком болезненная.

Не надо дразнить гусей.

Молчу.


7 августа

Читала Юлиана Семенова[46] – от скуки.

Надо что-нибудь посерьезнее.

Про дельфийского оракула. Про Пифию. Про египетских жрецов и пр.

Очень любопытно про предсказания по внутренностям птиц, не помню, как называется[47].


15 августа

Я не знаю, чему его там учили по линии психологии, но он со мной делает все что хочет. Я целиком принадлежу ему. Целиком подчиняюсь ему. Я управляема им. Я его раба. Я хочу быть рабой. Рабыней. Я счастлива быть рабыней. Я счастлива и боюсь потерять[48].


26 августа

Кажется, поедем в Крым[49].

Крым – моя любовь.

Засиделась. Пора.

Намекнули, что побуду (для пользы дела) около Бр. Отчего ж не побыть: импозантный мужчина[50].

Крым – это здорово.

И тетку[51] тоже наконец навещу.

Володька рад, что я рада.


5 сентября

Принимала благодарность за Берлинскую стену[52].

Генерал расцеловал весьма неформально.

– А помните, как мы с вами начинали полтора года назад?[53]

Не помню. Я и тогда не помнила. Не понимала, чего от меня добиваются. Да им и не надо мое понимание.

Без понимания легче.


6 сентября

Я как та не умеющая читать машинистка – для переписи секретных документов.

Сама не знаю, что знаю. По-моему, ничего.


7 сентября

Крайне любопытное, невероятное и, если подумать, все же закономерное происшествие. Я уже отошла, успокоилась. Было над чем подумать.

Итак, по порядку.

Я поздно проснулась. Около одиннадцати. Разбудил телефон. Володька: он, по-видимому, сегодня задержится, его загружают делами. В начале второго еще звонок. Теперь генерал. Спрашивает, как мое настроение, не скучаю ли я и т. п. Просит через десять минут выйти на улицу, он будет на машине около нашего подъезда.

Выхожу. Стоит «Волга». Вижу: сидит сам за рулем. Глазам не верю. Сам! Не зная, что и подумать, сажусь в машину – приглашаемая. Мерси. Видите ли, он меня хочет свозить на Ленинские горы – показать Москву, словно я этой Москвы никогда не видела.

Ну, едем. На Ленинские. Разговариваем. О чем говорим? О погоде. А погода и верно – блеск! Бабье лето, тепло, солнышко сияет, генерал мой вдруг начинает мурлыкать: «Бабье лето, бабье лето…» – из репертуара Высоцкого. Я уже на него начинаю коситься: не подшофе ли? Что-то слишком возбужден как будто. Или что-нибудь, может, случилось…

Приезжаем. Остановились. Но из машины так и не вышли. Посмотреть на Москву…

Потому что товарищ генерал, как только остановил машину, взял и положил, недолго думая (хотя, может, и долго – не знаю), свою руку на мое колено. И сказал томным голосом:

– Леночка…

Я оцепенела от неожиданности.

Вряд ли я оцепенела поощряюще, но он не стал терять зря время и, воспользовавшись моим оцепенением, сообщил своей ладони известного рода динамику.

Тут уже я пришла в себя и твердым движением отстранила его дерзкую руку.

– Евгений Евгеньевич! Как вам не совестно! И еще в рабочее время! – сказала я первое, что пришло мне в голову, и, конечно же, не самое уместное и не самое удачное.

Он тут же ухватился за «рабочее время», как за соломинку утопающий.

– Леночка, вы только скажите… я готов в любое время… я готов, как вы скажете…

– Немедленно отвезите меня домой!

Провинившаяся ладонь уже спряталась куда-то под мышку, сам он съежился, как подросток нашкодивший.

И тут я слышу примерно такую речь:

– А вам бы, Елена Викторовна, было бы приятнее… если бы я не по любви, не по влечению… а по долгу службы?.. приятнее, да?.. Ну а если я как раз при исполнении?.. что вы скажете?.. нет?.. То, что любите мужа, это мне даже очень известно… и вашей верностью я восторгаюсь… ну, а если, подумайте сами, если такие вопросы имеются… такой, понимаете, важности… что их надо не так, а вот так, по-особому… на самом высоком, понимаете, уровне… на вашем, понимаете, и на моем?.. Вы ответьте, Елена Викторовна, я вам не нравлюсь?

– Сами не слышите, что говорите, – сказала я строго. – Немедленно отвезите меня домой!

Он завел машину.

Повез.

Сначала что-то еще лепетал несуразное, но, так как я сурово молчала, в итоге тоже умолк.

Уже около дома сказал:

– Елена Викторовна, нам с вами вместе работать. Ответьте, вы не сердитесь на меня?

Я ответила:

– Нет.

И пожелала:

– Всего доброго.

На том и расстались.

Сейчас девять. Начинаются новости. Володьки еще нет. Его хорошо загрузили. Браво, товарищ генерал. С большим запасом. Вы мне начинаете нравиться. Нет, я не сержусь. Даже как-то смешно. Не волнуйтесь, мужу не скажу ни слова. Не хочу вешать на него ваши проблемы[54].


10 сентября

Горло першит. Насморк. Т – 37,7. Похоже, заболеваю. Как бы Крым не накрылся.


11 сентября

Накрылся Крым.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза / Детективы
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза