Хозяйка Изумрудного города

Надежда, для которой крушение тысячелетней монархии не стало полной неожиданностью, заявилась через несколько дней, и только затем, чтобы собрать вещи. Ее доставил роскошный автомобиль с замазанным гербом, принадлежавший, скорее всего, родовитой фамилии.

Проскользнув, как змея, в тонком облегающем пальто серебристого цвета мимо Евгении, грузно расположившейся в кресле, Надежда, обернувшись на лестнице, произнесла:

— Ты не передумала?

И, не дожидаясь ответа, добавила:

— Ну что же, Женечка, прощай. Я соберу кое-какие вещи и уеду в Лондон. Тут оставаться небезопасно. Не думаю, что мы с тобой еще когда-нибудь увидимся. За мной заедут через два часа. У нас не так много времени, чтобы сказать друг другу последние слова.

Евгения в задумчивости осталась около камина.

Надежда — девчонка без царя в голове, она сумасбродна и готова пойти на любые авантюры. В конце концов, как старшая сестра она несет за Надежду ответственность. Куда она собралась, в какой Лондон, с кем именно?

Она поднялась по лестнице и направилась в кабинет Владимира Арбенина: именно там она заметила зыбкий свет. Она не может простить Надежде того, что она совратила ее мужа, но расставаться на такой ноте Евгении не хотелось. Она же обещала дать Наде денег…

В роскошно обставленном кабинете покойного отца она застала неожиданную сцену — Надежда поспешно выкладывала из сейфа пачки денег и бархатные футляры с драгоценностями. Сейф располагался за большим портретом Владимира Ипатьевича, украшавшим одну из стен. Евгения и не подозревала, что сестра знает шифр.

— Что ты делаешь? — произнесла Евгения, чувствуя, что всяческая жалость к сестре и ее порыв оказать ей помощь без следа испаряются. — Немедленно положи на место, Надежда, это тебе не принадлежит!

Оглянувшись на сестру, Надежда продолжила опустошать сейф.

— Ты думаешь, у меня нет права на часть семейных сокровищ, — зло произнесла она. — Ошибаешься, Женечка, тебе придется со мной поделиться. Я собралась в Лондон, а там деньги пригодятся. Ты ведь не против, если я навсегда позаимствую кое-что?

Она открыла один из футляров и бросила оценивающий взгляд на редкостной чистоты и красоты ожерелье из матовых овальных жемчужин.

— Кажется, это принадлежало твоей бабке, баронессе Корф. Какая прелесть, не так ли, Женечка?

— Положи немедленно на место! — взвизгнула Евгения и бросилась к сестре.

Она относилась к такому типу людей, которые, обычно уравновешенные и даже невозмутимые, на самом деле копят в себе обиды и претензии и в один прекрасный момент взрываются, фонтанируя страшным гневом.

— Это тебе не принадлежит, я не позволю! — кричала она и, ухватившись за ожерелье, что есть силы дернула его на себя. Тонкая нить порвалась, жемчужины, как горошины, с дробным стуком посыпались на письменный стол и паркет.

Надежда рассмеялась и открыла другой футляр, в углублении которого сияла сапфировая брошь.

Без добычи я отсюда не уйду, — сказала она. — Ты думаешь, что сумеешь меня остановить? Нет, Женечка, пробил мой час. Мне надоело быть младшей сестрой.

При тусклом свете ночника, в окружении старинной обстановки, они уставились друг на друга, полыхая злобой и ненавистью. Евгения сжимала в руке пустой футляр, тонкая лапка Надежды инстинктивно тянулась к литому бронзовому подсвечнику, стоявшему на подоконнике.

Внезапно внизу, в холле или гостиной, раздался пронзительно-тонкий женский крик.

— Что это? — напряглась Надежда.

Евгения посмотрела на часы, половина второго.

Сергей, перед тем как отправиться на очередное собрание, предупредил ее, что в Петрограде полно бандитов и люмпенов, которые, пользуясь политическими неурядицами, вторгаются в богатые особняки и грабят тех, кто там проживает.

В доме они были вчетвером — две сестры, Павлуша и верная Ляша. Сын Евгении давно спал в детской, значит, кричать могла только Ляша.

Крик мгновенно разрядил обстановку. Надежда затаилась. Евгения близоруко оглянулась.

— Не шуми ты так, — сказала ей сестра. — Если в доме кто-то есть, а это именно так, мы не должны привлекать к себе внимания.

Она тихо щелкнула выключателем, свет погас.

— Но там же Ляша, мы не можем ее бросить, — пробасила Евгения.

Надежда шепотом приказала ей:

— Замолчи немедленно, ты же не хочешь, чтобы бездомная приблудь изнасиловала тебя, а потом убила.

Послышались топочущие шаги, кто-то двигался по направлению к кабинету. Евгения тяжело вздохнула.

Заскакал свет фонаря, потом вспыхнула большая лампа.

На пороге кабинета стоял незнакомец, высокий человек, одетый в рваную матросскую шинель, небритый, со злобным выражением лица. В одной руке у него была кочерга, в другой он сжимал ручку потрепанного докторского саквояжа из свиной кожи.

— Ага, дамочки, — сказал он, ничуть не удивившись при виде двух сестер. — Вот вы где. Я же знал, что в этом доме должны быть только бабы. Одна уже валяется внизу…

— Ляшенька! — произнесла Евгения. — Что вы с ней сделали?

— Убил, — сплюнув на паркет, ответил грабитель.

Затем его внимание привлекли драгоценности и пачки денег, разбросанные по столу.