Хозяйка княжеского дома

Когда она меня отпустила, мне хотелось клясть еë последними словами за то что отнимает якорь, державший меня, не позволявший скатиться в безумие ужаса, и одновременно умолять вернуть ладонь. Ради её прикосновения я был готов унижаться.

Отвратительно.

Не достойное поведение для князя.

Бьянка сидела рядом, как и обещала, но… недостаточно рядом.

Я был один, когда меня поглотила беспросветная тьма, и я исчез, перестал существовать.

Интерлюдия 2

Тепло еë руки – первое, что я почувствовал. Даже не так. Это было единственное ощущение, пока я вечность балансировал между явью и небытием.

Мне было хорошо, хорошо как никогда в жизни.

Я жив?!

Осознание, что я перепутал, что я принял за смерть всего лишь глубокой лечебный сон, наведённые то ли чарами, то ли зельем, разбило хрупкое блаженство, и я проснулся.

Я дышу, чувствую лëгкий голод и чувствую подушку под головой. Бьянка рядом. Я не могу повернуться к ней, но могу скосить взгляд. И мне становится не по себе. Бьянка подтянула к дивану мягкое кресло, полусидит-полулежит, перевалиашись через подлокотник и уткнувшись носом в диван. Она спит в неудобной кривой позе… только потому что я, как последний слабак, ныл и просил держать меня за руку.

Я сдохну от стыда…

Бьянка вздрагивает, поднимает голову. Сонная растерянность медленно тает, взгляд проясняется. У неё очень красивые глаза, яркие, голубые… Бьянка ловит мой взгляд, и еë лицо озаряется внутренним светом. Расцветает улыбка. Ей удивительно идëт. Невольно хочется улыбаться в ответ. Глядя на неë, невозможно продолжать чувствовать себя ущербным. Её света хватает на двоих, хватает, чтобы заполнить зияющую дыру в моей душе.

– Доброе утро, – она крепче сжимает мои пальцы. – Как спалось? Как ты себя чувствуешь, Даниэль?

Доброе утро, Бьянка. Спал… как убитый. Выспался. Чувствую себя заново родившимся. Да, Бьянка, ты подарила мне новую жизнь, подарила мне перерождение, и я наконец верю, что выздоровление для меня возможно, я верю, что снова буду ходить, буду магом. Долго ли я протяну? Не представляю, зато уверен, что ты, Бьянка, не позволишь мне умереть слишком быстро.

Язык лежит бесполезным лоскутом, и мне остаëтся только дважды поднять взгляд.

– Тебе в вопросах самочувствия доверия нет, – фыркает она и выхватывает из воздуха чёрное зеркало.

Артефакт показывает ей моё состояние? И лекарство она всё же точно так же берёт из воздуха? Она вообще понимает, что вот так просто показывать бесценное сокровище нельзя? Бьянка, судя по движению глаз, читает.

Что же это за зеркало?!

– Ага… Знаешь, Даниэль, по сравнению с тем, что было, очень хорошо. Сейчас позавтракаем, а через час можно повторить очищение с маслом. Как я поняла, отрава… пока никуда не делась, её надо дальше вычищать. Вчерашние кубики… временно заменили блоки, которые ты сорвал, но долго эффект не продлится. Так, а вечером у нас зелье, которое треть бутылки. Хм… У меня для тебя грустная новость.

Интонация выражает скорее недовольство, чем грусть. Не похоже, что Бьянка скажет что-то по-настоящему плохое, и я оказываюсь прав.

– На завтрак чай, мёд и остатки пюре. Опять.

И в чëм грусть? Бьянке нравятся перемены блюд? Она не любит однообразие? Мне давно всë равно. Пюре своеобразное на вкус, но его можно есть без отвращения, а это уже роскошь. Даже голод может быть роскошью, когда в рот заливают помои и желудок отторгает, а тебя просто поворачивают на бок, чтобы не захлебнулся, и смеются.

А Бьянка о пюре переживает, смешная.

Мне хочется коснуться еë руки, провести по ладони.

– Даниэль!

Что?

Она хватает меня за руку.

– Ты шевельнул пальцем! Ты снова можешь двигаться!

Да?

Я тотчас пробую повернуть голову, и ничего. Я пробую улыбнуться. Поднять уголки губ – это же так просто, верно? Но лицо не слушается.

Пальцы? И снова ничего. Я даже в малости подвожу Бьянку, обманываю её ожидания. Когда она поймëт, что я не могу, будет разочарована.

Я больше не в праве держаться за Бьянку.

– Вау, у тебя получается!

Как?

Ерунда. И я неосознанно тянусь к Бьянке, хотя только что признал, что не достоин.

– Получается!

Она сгибает мою руку в локте так, чтобы я мог увидеть свою ладонь. Пальцы неподвижны, не слушаются, но… когда я думаю о Бьянке, а не о том, как шевельнуть мизинцем, у меня действительно получается.

– Наверное, подвижность будет возвращаться постепенно?

Бьянка опускает мою руку, но не отпускает, и утыкается в зеркало. Видимо, в поисках ответа, и мне хочется, чтобы Бьянка искала его как можно дольше, чтобы сидела рядом.

– Ой, я ведь завтрак обещала! – спохватывается она, разжимает пальцы, и зеркало исчезает в падении.

Поразительно…

Я остаюсь лежать и осмыслять перемены. Происходит невозможное, но оно происходит. Бьянка стала моим чудом. Я вновь шевелю пальцем. Если не напрягаться, то каждым по отдельности вполне получается, а вот всеми сразу – нет. Самое неприятное, что рука словно вылеплена из мягкой глины. Кажется, дай мне перо – я уроню.

Вчера я и мечтать не мог о пëрышке, а сегодня думаю, как вернуть в руки силу – не магию, а самую обычную физическую силу – и снова поднять меч.

Сжать палец – разжать.