Хозяйка Мерцающего замка

– Помогал Айку вынести вашего техника, – сообщил Роман, я же ничего не ответила. Угол наклона бывшей Северной, а нынче Пизанской башни резко изменился. Чудо, что она до сих пор не упала. – Там машина скорой помощи, врачи. Хочешь, тебя тоже осмотрят?

Я все же на него посмотрела. И он воспользоваться этим, чтобы шагнуть вперед и проникновенно выпалить:

– Мне так жаль!

Я хотела ему глаза выцарапать, так ударить по лицу, чтобы болезненные иголочки пронзили руку от ладони до самого локтя, но меня шатало от слабости, поэтому о таких подвигах я сейчас могла разве что мечтать.

– А мне жаль, что я поила своей кровью твоего ребенка. Жаль, что твоя жена той ночью попала в мой отель. Жаль, что называла все эти годы тебя своим другом. Жаль. Потому что… – Северная башня рухнула прямо на новое крыло для гостей, но я, оглушенная собственной болью, кажется, даже не услышала грохота. Всхлипнув, я придержала рукой дрожащий подбородок и глазами показала на замок. – Потому что там осталось все, что у меня когда-то было. Поэтому сейчас, ваша светлость, очень прошу, свали. А?

– Я понимаю. – На то он и герцог, чтобы все знать о такте. В душу ко мне он больше не лез. Поэтому я с чистой совестью отвернулась от него, спрятала лицо у Шимона на груди и разревелась.

Минут двадцать-тридцать спустя, когда слез у меня уже не осталось, взрывая воздух синими огнями и пронзительной сиреной, приехали спасатели и еще две машины скорой помощи: первая уехала в областной центр, увозя на своем борту Матеуша и Матильду.

И за своего техника я переживала больше, чем за подругу. Пусть мы не были близки, но на него всегда можно было положиться, он был отличным парнем и талантливым специалистом. И, что самое главное, не был настолько глупым, чтобы закрутить роман с «ангелом» из «Инквизиции», и даже не догадываться, с кем делишь постель.

«А если она догадывалась?», – шепнул противный голосочек внутри меня, но я велела ему заткнуться. Со всеми «если» и «почему» пускай разбирается полиция и служба контроля, которые приехали вслед за скорой помощью и первым делом бросились ко мне.

Мне как раз врач скорой диагноз поставил.

– Жить будешь, – сказал он, и мне снова захотелось плакать. Хорошо, полицейские отвлекли от этого мокрого дела. Впрочем, надолго они меня не задержали. Во-первых, предусмотрительный Шима, покидая рабочее место, прихватил с собой видеозаписи с камер слежения, случайно или нарочно прихватив и те, на которых было и первое мое похищение. Во-вторых, за моей спиной невидимыми для меня, но не для всего остального мира, маячили высокопоставленные вампир и атан, как бы намекая, что девушка и без того достаточно натерпелась. Только допроса ей еще для полного счастья не хватало.

Когда же полиция оставила меня в покое и отправилась допрашивать остальных участников событий, на вертолетную площадку, которая находилась в дальнем углу замкового парка, приземлился маленький вертолетик цвета хаки, из которого выбрался сначала дед Шурка, затем дед Артур и, наконец, Макс. Тоже в некотором роде дед, пусть и не мой.

Первые двое едва по инфаркту не схлопотали, когда увидели мое разбитое лицо (это хорошо, что врач уже обработал раны, и я успела смыть кровь с рук). Я расцеловала обоих и, ревя в три ручья, неубедительно пыталась доказать, что со мною все в порядке. Ничего удивительного, что они не очень верили моей браваде. А Макс так и вовсе сказал:

– Не реви! – И вместо приветствия мой жизнерадостный шеф весело хлопнул меня по плечу. – Месяца не пройдет, Химера все отстроит. Замок станет даже еще лучше, чем был.

– Все не отстроит, – устало всхлипнула я.

– Пф! Еще как! Вот увидишь.

– Там Тимур остался, под завалами.

Макс побледнел и с тихой надеждой в голосе пробормотал:

– Но ты ведь не видела, как он умер?..

– Нет, но мне от этого не легче.

Не помню, что было дальше: остаток дня прошел, как в тумане. Когда-то давно я смотрела фильм, не помню название, да и сюжет, если честно, порядком подзабылся. Помню лишь, что в самом начале у главной героини случилось горе. Кто-то там у нее умер. То ли на самолете разбился, то ли в море утонул, а она осталась жить. И жила долго-долго, до глубокой старости. В ее жизни случилось много чего, и хорошего, и плохого, но все время она вспоминала тот день, с какой-то просто шокирующей кропотливостью воссоздавала каждую секунду и, по-моему, даже получала какое-то извращенное наслаждение от своей боли.

Мне повезло. События того прохладного дня воспринимались мною сквозь отстраненную призму. Знаете, когда включаешь сериал и одновременно садишься работать с бумагами. Герои страдают своими жизнями где-то на фоне, а ты складываешь цифры и заполняешь таблицы, а потом, когда у тебя спрашивают, о чем та серия была, тебе и сказать-то нечего.

Полагаю, это было что-то вроде защитного механизма, который мой организм выработал для того, чтобы я не сошла с ума. Я ни на что не надеялась, не думала о том, что будет завтра, просто работала, помогая спасателям.