Хозяйка музея

Странное сочетание – народная демократия, если уж совсем докапываться до смысла. Получалось в переводе: народная народная власть. То есть страны власти народа в квадрате. Может, именно поэтому власть народа там была особо усиленной и народ слегка задыхался от нее? А с другой стороны, образование, самое лучшее, – бесплатно, медицина – бесплатно, жилье – по символическим ценам, будущее гарантировано, рабочие места – всем, ориентиры (коммунистический земной рай) определены…

Так существовала она, демократия, в те исчезнувшие навеки времена?

Никто не давал Мане четкого ответа, как она ни старалась выведать у очевидцев в Праге, Варшаве, Берлине.

– Были репрессии, – скучая и тоскуя соглашались старики, – но, понимаете, как бы это сказать… Жить было лучше. Деньгам не так поклонялись, как сейчас. И… думать-то никто не запрещал… Можно было много думать… А сейчас не до мыслей. Мысли одни – деньги.

Ну вот… Такие разговоры…

Стало быть, потом, когда народную демократию победила демократия (главное – не запутаться!), народ опять не рад! И что это она за дама-невидимка такая, демократия эта?

В ее, Манькином, народе слово это становилось между тем все более бранным, пока наконец не переродилось в нечто более меткое и соответствующее текущему моменту: дерьмократия. То есть власть понятно чего. Ну и что теперь делать? Пока что обманутый народ предпочитал возмущаться, плевать и брезгливо отворачиваться от власть имущих. А власть имущие, в свою очередь, демонстративно пренебрегали своим народом, предпочитая даже думать о людях, как о чем-то безлично-невнятном. Электорат – хорошее слово, чтоб народ стал казаться абсолютно безликой, отвлеченной субстанцией.

С другой же стороны, с той самой, западной, что дала ей любимую и интересную работу, шли порой такие жесткие инструкции, что ни одной даже самой завалящей иллюзии не оставалось в смелом, но разумном сердце Марии. Уже с первых шагов на новом поприще она сообразила, что в ее еженедельнике не разрешат публиковать материалы и давать оценки, выходящие за рамки определенной тенденции. С этим пришлось смириться. Материалов и так получалось несметное количество.

Какое-то время она вглядывалась в события, связанные с Ираком, наблюдая, как настойчиво, увлеченно, не жалея средств, зомбируется американская публика с помощью все тех же заклинаний о светлой победе всеобщей демократии.

Все это было в их юности. Все это они проходили. Но все же у них, тогдашних советских людей, хватало ума подвергать все сомнению. Или в прежние времена технологии внушения были иными?

Перед вторжением США в Ирак Мария оказалась по делам в Нью-Йорке. Там и стала свидетелем иракской – как бы это точнее выразиться? – акции? Происшествия? Преступления?..

Хорошо бы хоть потомки разобрались.

20 марта 2003 года началась американская операция под весьма циничным кодовым названием «Operation Iraqi Freedom» – «Операция Иракская свобода».

Эх, свобода, свобода! Ну что ты за слово такое, скажи на милость! И кто только тебя не использовал, как распоследнюю вокзальную гнилую шалаву! И кто на тебя такую польстится! И кто тобою купится!

А находились – доверчивые. Отстаивали светлые идеалы. Дети в американских школах сочинения писали, как горячо войну в Ираке поддерживают.

Войны развязывают режимы, при которых у власти стоят примитивные, тупые, легко внушаемые мерзавцы. Это очевидно для любого, кто хотя бы слегка вникнет в историю человеческих смертоубийств.

22 марта, через два дня после вторжения «посланников свободы» в Ирак, Маня послала сестре из Нью-Йорка стихи. Ритмические строки всегда рождались у нее в минуты душевного волнения:

По всем ТВ программам
(их тут больше ста)
Одну и ту же гонят дребедень
О гуманизме миссии в Ираке
Солдат американских…
…И даже пафоса у мира не осталось,
Чтоб все воспринималось как позор.
Так, фарс дешевый, шулерский, бесстыжий,
игра в наперсток,
Глобуса верченье в том направленьи,
что рука желает.

Кончаются обычно эти игры,

мы знаем как —
Мы на свои театры
военных действий понасмотрелись…
Просто очень стыдно
переключать каналы, по которым
одно и то же —
танки, взрывы, пепел.

Много позже весьма уважаемый Марией ученый-экономист Джозеф Стиглиц[5] опубликует жестокую правду о том, что только первые 10 дней мартовской военной кампании 2003 года стоили США пять миллиардов долларов. По его прогнозам, прямые и косвенные потери от усилий военных сеятелей свободы в Ираке будут стоить всему человечеству шесть триллионов долларов. Половина этой суммы придется на долю США. Остальное распределится между союзниками и жертвами.