Её охватил страх, что произнесёт что-то несуразное. Оказалось, что все эти годы она верила в духов! Она вспомнила, что часто шаман ведёт диалог со своим помощником-человеком или сам с собой. Тихо ударяя в бубен, она заговорила.
– Здесь ли ты ныне, почтенный Акай?
Я ненадолго тебя потревожу.
Остановилась, закрыла глаза, а когда открыла их, дед сидел за столом. То ли Нижний мир проявил себя в Среднем мире, то ли их изба перенеслась в Мёртвые земли, некогда было гадать.
Лицо деда освещал огонь из открытой печки. Кирпично-красное, бесстрастное. Глаза, как осколки антрацита, сплошная чернота. Нягэ подавила страх, быстро произнесла:
– Только не гневайся и не кори,
а помоги мне полезным советом.
Где мой охотник теперь, подскажи,
как отыскать его в тундре бескрайней?
Дед молчал, но его поза изменилась, теперь левая рука лежала на столе.
– Что ты готова отдать за совет?
Что обменяешь на мудрое слово?
Вдруг вопросил дед её устами. Няге стала лихорадочно вспоминать, что можно предложить духу.
– Может быть, мяса, почтенный Акай?
Жирного мяса с угольев горячих?
Дед покачал головой.
– Может быть, чаю, почтенный Акай?
С травами, с ягодами голубики?
Или парного налить молока?
Или отведаешь вяленой рыбы?
Дед отмахнулся и с её уст сорвалось:
– Станешь шаманкою, Нина-Нягэ,
Значит, к тебе возвратится охотник.
Нягэ остановилась, опустила бубен, в её голове пронеслось: зачем я говорю это? Но ведь именно этого потребовал бы дед. Она знала строй его мыслей. На её глаза навернулись слёзы. Она попробовала откупиться:
– В жертву оленя тебе принесу,
странствовать будешь по Нижнему миру.
Птиц быстрокрылых в силки наловлю,
к Верхнему миру поднимешься с ними.
Но дед при жизни не путешествовал, а теперь тем паче не собирался.
– Станешь шаманкою, Нина-Нягэ,
жизнь человека немалого стоит.
Она попыталась сослаться на глупость.
– Некому будет меня посвятить.
– Я посвящаю, не надо робеть.
– Некому будет меня научить.
– Ветер нашепчет, вода нажурчит.
Легко сказать… Дед оставил только один выход. Она не хочет, чтобы Саню нашли в оттепель ткнувшимся лицом в ягель, обглоданного песцами и лисами, или совсем не нашли ничего, потому что медведь сожрал.
– Я соглашаюсь, почтенный Акай,
Пусть возвратится мой русский охотник. – Вздохнула она.
– Крепко своё обещанье держи,
Чтоб не разгневать бесчисленных духов. – Строго добавил дед.
Нина ощутила страшную усталость. Но следовало отправить старика в Нижний мир.
– Я за ответ тебя благодарю.
В Мёртвые земли вернись и покойся.
Она пошла почасовой стрелке, возвращаясь в Средний мир, разводя мост между живыми и мёртвыми. Быстро, дробно била в бубен. Сейчас он нёс её вверх, как олень. В чистую светлую избу, где она хозяйка. Она бросала взгляды на деда, но он словно чего-то ждал. Нельзя душе усопшего быть среди живых. Нягэ не знала, что делать. Поэтому открыла дверь и стала гнать дым на улицу бубном, повторяя заговор бабушки:
– Не мы с вами, не вы к нам, без обиды расстались, а мы дома остались.
Донёсся скрежет снаружи. Она увидела сквозь занавеску силуэт. Услышала заполошный лай. Тришка с улицы заглядывал в окно, встав на задние лапы. Нягэ заметила, что дед уже не сидит на лавке у окна. Исчез. И травы не дымили, осталась только горстка пепла. Она вернулась в Средний мир.
Нягэ стащила шаманский наряд, который стал неимоверно тяжёлым, обрушила его на лавку. Закрыла печь заслонкой. И снова стала Ниной. Но теперь знала, где находится Саня. Знание открылось просто, словно всегда было, словно Саня перед уходом предупредил, что пойдёт к могиле её деда. Ну, конечно! Увидел росомаху, запомнил, решил добыть невиданного зверя. Нина настолько привыкла к традиции северян избегать кладбищ и опасаться шаманских захоронений, что ей не могла бы прийти в голову идея явиться туда для развлечения. А Сане, чужаку, пришла. И Нина подумала впервые, насколько она и Саня разные.
Нина повесила за печку шубу. Оделась. Нашла в коридоре свои лыжи. Вышла из дома. Полярный день заканчивался. Она думала, что теперь придёт в себя, станет прежней. Но состояние, овладевшее ею не уходило. Тундра говорила с ней, словно воздух был полон незримых существ, и каждый со своим нравом.
– Я просто надышалась дымом. Непонятно, что за травы хранились в шаманской сумке. – Говорила она сама себе вслух, но голос звучал незнакомо. Он стал более звучным, глубоким. Лыжи несли её словно сами по себе. Впереди спешил пёс. Нина ощущала себя частью тундры, словно, махнёт левым рукавом, начнётся ветер, махнёт правым, пойдёт снег. Ветер, снег, деревья, дым из труб, птицы и звери понимали её, и она их понимала. Более того, Нина чувствовала, что в обновлённом мире стала сильней, она может менять его. Насколько далеко простиралась эта власть? Её границы Нине предстояло искать и изучать в трёх мирах. Захватывающее ощущение. Словно она стала повелительницей стихий, Снежной королевой Таймыра. Но за это особенное состояние, за прорывы в неведомое предстояло заплатить. Никаких Нины и Сани на Кубани, а Нягэ одна в тундре. Наконец странное состояние стало отступать.