Хозяйка Рима

— Ты злобная. Ты безнравственная. Ты издеваешься над своими рабами, ты унижаешь собственную дочь.

— Это в тебе говорит ревность, — ледяным тоном заявила Лепида. Она уже успела овладеть собой.

— А еще ты самая безнравственная, самая неуважительная к собственному мужу, самая вероломная жена во всем Риме. — Кальпурния посмотрела на Марка. — Думаю, теперь мы можем идти.

Павлин подавил нечто похожее на кашель. Марк же довольно улыбнулся. Он поймал себя на том, что впервые за долгие годы расплылся в улыбке от уха от уха.

— Верно, — произнес он. — Мы все готовы и можем выйти из дома.

Прохладный зимний ветер успел смениться холодным дождем вперемешку со снегом. Впрочем, весь путь до дворца внутри паланкина было еще холоднее.

Павлин заметил, как какой-то преторианец заигрывает с юной рабыней, хотя ему полагалось стоять на часах.

— Идите дальше, — сказал он отцу, а сам остановился, чтобы хорошенько отчитать нарушителя дисциплины.

Выполнив свой долг, он поспешил по залам и коридорам дворца в триклиний. Как оказалось, Флавия и ее семейство уже прибыли на прием. Мальчики, слегка оробев в новой для них обстановке дворца, прошли вперед вместе с отцом, Флавия же задержалась в мраморном вестибюле, чтобы отчитать мальчишку-раба. Павлин заметил, что это был сын Теи, Викс, и потому ускорил шаг.

— …чтобы ты носа не показывал, скверный мальчишка, пока пир не закончится. Лишь тогда я шепну твоей матери, что ты здесь, и ты сможешь ее увидеть.

На Виксе была туника со значком семейства Флавиев, но никакого раболепия в его манерах не было и в помине. Открыв от удивления рот, он рассматривал роскошные мозаики и колонны нового императорского дворца.

— Ого-го, какую махину отгрохали! — с восхищением произнес он.

— Зачем ты взяла его с собой? — спросил у Флавии Павлин.

— Тея не видела его вот уже несколько месяцев, и я подумала, что ей захочется… — Флавия не договорила. Вместо этого она схватила Викса за шиворот и, прежде чем он успел юркнуть за колонну, отвесила ему шлепок. — И, похоже, я уже раскаиваюсь в этом своем решении.

— Пусть он ждет в вестибюле и не показывается никому на глаза, — посоветовал Павлин. Вслед ему раздался горестный возглас Флавии.

— О, неужели нет никого, кто мог бы удержать это чудовище на одном месте?

Лепида

Скучный вечер, совсем не похожий на тот чудный пир в честь обручения Павлина. Сегодня, в зале официальных приемов нового дворца, все было чинно. Приглашенные обменивались кивками и в полголоса вели разговоры на сторонние темы. Негромкие голоса заглушало журчание струй овального фонтана внушительных размеров в обрамлении арочных окон. Флавия ни на шаг не отходила от мужа, их сыновья донимали своими вопросами толстого астролога, Марк и Кальпурния обсуждали какую-то нудную политическую теорию, Павлин — Павлин делал вид, что не замечает меня. Он разговаривал с императором, и в его взгляде я прочла некую настороженность. Интересно, они поссорились? Впрочем, какая разница. Главное, что он всем своим видом игнорировал мое присутствие. И это при том, что он отклонил мое последнее предложение. Придется что-то с этим делать.

Мой взгляд упал на Тею. Она была в красном шелковом платье с пурпурным отливом. Я бы назвала этот цвет цветом запекшейся крови, расшитом по подолу черным бисером. На лоб с обруча на волосах свисает точно такая же черная подвеска. Вялая, апатичная, словно бесплотная тень. Император даже ни разу не посмотрел в ее сторону.

Впрочем, она все еще сидит с ним на одном ложе — то есть на том месте, на котором сидела бы законная супруга Домициана, присутствуй она на этом пиру.

Тарелку ей наполнял рослый грек в белой шелковой тунике. Я тотчас обратилась во внимание. Ее личный раб? Грек, не знаю, как его имя, был хорош собой — высокий, светловолосый, мускулистый. Он наклонился к ней, и локон светлых, как пшеница волос, упал ей на лоб. Тея подняла глаза и впервые за весь вечер слабо улыбнулась. Он же легонько погладил ей руку.

— Афина.

Тея вздрогнула, хотя голос императора звучал благосклонно.

— Ты должна для нас спеть.

— Конечно, если такова твоя воля, цезарь, — она поднялась и взяла лиру. Ее царственный возлюбленный пристально наблюдал за ней. Впрочем, взгляд его оставался непроницаем. Интересно, он получил мою записку или нет?

— Прекрасно! — воскликнул Марк, когда Тея кончила петь. — Я хорошо помню, Афина, как слышал твое пение в первый раз. Твой голос был усладой для моего слуха.

— Я тоже помню, — ответила Афина с учтивым поклоном. — Я тогда чистила от грязи фонтан. И ты проявил доброту ко мне и к моему скромному дару.

— Тогда тебе от меня причитается, Марк Норбан, — произнес император со своего ложа. — Если бы не ее скромный дар, я никогда бы не познакомился с Афиной.

Счастливая мысль.

— А что ты скажешь, Афина? — на сей раз голос Домициана прозвучал как щелканье кнута. Тея тотчас застыла на месте, не успев до конца поправить шлейф кроваво-красного платья. — Согласись, судьбы преподнесла тебе подарок, одарив тебя божественным голосом, хотя сама ты никакая не богиня.

— Да, цезарь.