— Ну, полно вам дуться! К чему вспоминать прошлые обиды? Мы оба немало накуролесили.
— Оба? — переспросила я. — Да я проклинаю день, когда вы появились на свет!
Он нахмурился.
— А вот это уже дурно. Нехорошо рассыпать повсюду проклятия. Это кончится плохо прежде всего для вас. И будет жаль. Я ведь, моя дорогая, все забыл.
— Легко забыть обиды, нанесенные тобой, а не тебе, — процитировала я Сенеку.
— А вы по-прежнему уверены, что я виновен во всех ваших несчастьях? — Он рассмеялся. — Полноте! Виноваты только ваша распущенность да ваша голубая кровь… Никакого особенного зла я вам не причинял.
— Возможно, и так, — сказала я резко. — Поступки мужчины могут оскорбить наше достоинство лишь тогда, когда этот мужчина сам обладает достоинством.
Он широко мне улыбнулся.
— Ах, жаль, что вы так хмуро настроены… А вот я счастлив. Вы, наверное, слышали, какой сюрприз преподнесет мне Флора. Да и ваш дом… Совсем скоро он будет мой. Видите, как много у меня причин для радости.
— Еще не вечер, — сказала я так зловеще, что с лица Клавьера слетела улыбка.
Обойдя банкира, я стала спускаться по ступенькам. Благодушный вид сразу слетел с него. Он обернулся, больно схватил за руку.
— Еще не вечер? Это еще что такое? Вы смеете пророчить мне беду, вы, пустая кукла, набитая глупостями?!
Я резко выдернула свою руку и посмотрела на него сузившимися от бешенства глазами.
— Какая буржуазная непоследовательность! — произнесла я ледяным тоном. — Будучи пустой, я не могу быть набита глупостями, усвойте хотя бы это.
Разыскав, наконец, Аврору, я набросилась на нее с упреками.
— Как можно? Как можно так поступать, я тебя спрашиваю? Глупая девчонка! Ты пропала куда-то на целых шесть часов!
— Но, мама, тебя же тоже не было в танцевальном зале!
— Тоже? Я взрослая женщина и могу постоять за себя. Я знаю жизнь. А ты… Ты только добавляешь мне неприятностей! Где ты была?
— Нигде, — пробормотала она ошарашенно. — Я танцевала, меня многие приглашали… потом гражданин Лужер учил меня играть в пикет. Ничего плохого в этом не было.
— Гражданин Лужер! Уже и гражданин Лужер какой-то появился!
Была подана наша карета. Я втолкнула Аврору внутрь, уже успев понять, что ничего дурного не случилось. С чего бы мне так волноваться? Я просто срываю на девочке злость. Это несправедливо.
— У тебя… неприятности? — робко шепнула Аврора, прижимая мою руку к своей щеке.
— Да. Есть немного.
— Я бы так хотела тебе помочь. Но ты же ничего мне не рассказываешь.
— Ах, Боже мой! — прошептала я, привлекая ее к себе. — Не хватало еще и тебе задумываться над этим…
— Ты из-за господина герцога все это делаешь, да?
— Да.
— Я желаю тебе удачи… Я так люблю тебя.
Она была такая уставшая, что задремала у меня на плече. Домой мы вернулись уже в два часа ночи. Я поднялась к себе, с помощью горничной освободилась от бального туалета и накинула кружевной пеньюар. Эжени зажгла розовую лампу над мягким шезлонгом.
— Мадам еще чего-нибудь хочет?
— Нет, ничего. Ступайте спать, Эжени.
Я устало села, сбросила домашние туфельки, со вздохом откинулась назад. Несмотря на утомление, спать мне не хотелось. Некоторое время я смотрела на кольцо с изумрудом, украшавшее мой палец, — обручальное кольцо… Потом встала, разыскала коньяк и прямо из бутылки сделала глотков десять, не меньше. Захлебнулась и, отставив бутылку, снова села.
Мне было до того горько, что я едва сдерживала слезы. От гнетущего чувства одиночества было ужасно пусто внутри. Горничная не сдвинула портьеры, и за окном мерцал огнями ночной Париж. Не мой Париж, чужой. Непонятный мне. И я здесь абсолютно одна. Мне не везет. Меня снова пытаются преследовать. И я никогда, никогда к этому холодному деляческому миру не привыкну…
Коньяк действовал быстрее, чем я предполагала. Меня бросило в жар. Пламя лампы расплывалось перед глазами, превращаясь в розовый туман; я смахнула слезы с ресниц, но туман все ширился, и в нем все четче вырисовывался остров. Волшебная изумрудная земля между аквамариновым морем и нефритовым небом. Буйная кипень апельсиновых рощ. Долина среди гор, алеющая цветами цикламена. Александр помогает мне плыть, а вода теплая, как парное молоко, — она просто колышет меня… Потом тяжелый, пряный запах лилий на ночной дюне, жемчужный песок. Тогда я достигла высшего счастья. Мы с Александром словно растворились друг в друге — физически, душевно, мы даже дышали в унисон. И он сказал… он сказал мне, что…
Кровь застучала у меня в висках. Все это в прошлом! Даже до Корфу добралась напасть, мучившая меня всю жизнь! Уже не сдерживая слез, я зарыдала, уткнувшись лицом в сложенные на коленях руки.
7
Вид у Валентины, когда она рассказывала мне о торгах, был слегка испуганный.